Сын предателя - [16]

 Конечно, ради сына, который больше  общался с Витей, Прасковья терпела его, как необходимое зло. Для Коли Витя был настояшим "Клондайком". Золота, конечно, не было, но изредка поедание каши в доме Вити укрепляло хилый организм Коли. У Славки Коле ничего не перепадало.

 Когда Коля вызывал Славку выйти, тот выглядывал в окно и предлагал придти часа через два.

 И хотя Коля знал, что отец Славки пропадает на пруду, занимаясь рыбной ловлей, попробовать рыбки Коле не довелось у Славки ни разу.

глава 9

 Самолёт прилетел ночью. Гаврилыч, бывший председатель колхоза, тот самый лодочник, что помог Фёдору перейти болотистую местность - староста, избранный немецким офицером "совершенно случайно", передал солдатам приказ через лекаря разжечь костры в виде квадрата на вместительной полянке. Два парашютиста приземлились в лесу, и было большой удачей для них не повиснуть на ветвях деревьев.

 Фёдору показалось странным, что не раздавались выстрелы, и самолёт пролетел над домом, в котором он лежал в этот момент не в состоянии заснуть от всё более усиливавшейся боли в руке, в сторону запада. Обоих парашютистов солдаты нашли только утром. Как успел рассказать позже лекарь, немцы тоже с рассвета начали поисковый рейд, приехав на мотоциклах с пулемётами. За селом они рассредоточились и цепью пошли в лесу. Вслед за ними приползли два грузовика, из них высыпали два десятка немцев с автоматами, которые зашагали вслед ушедшим.

 Выловили всех - и солдат, сбежавших с поля  боя, и парашютистов.

 Фёдор, находившийся в неопределённоЙ ситуации в доме лекаря, даже не пытался бежать. Рука, зажатая в коре липы, срастаться упорно не хотела, потому что, видно, перелом от попадания немецкой пули был сложным.

 Немцы зашли в дом лекаря на обратном пути. Офицер стоял молча посреди комнаты, а лекарь в угодливом поклоне частил слова, которые, при его неожиданном заикании едва ли доходили до немца. Наблюдая испуг лекаря, Фёдор сел на кровати, ожидая неминуемых избиений, готовый принять смерть в любом её варианте. Как ни странно, настоящего немецкого офицера он не испугался. Ему просто казалось, что офицер не опустится до кулачной драки, просто распорядится расстрелять и всё.

 Сама пуля, летящая в направлении к его телу, не видна, и поэтому до последней минуты такая смерть не ожидаема, отчего она неизмеримо легче убийства ножом, повешением или в результате многочисленных избиений. С гимнастёрки отличительные знаки офицера лекарь с молчаливого согласия Фёдора срезал, но следы не очень чётко всё же читались, отчего лекарь заикался в неподдельном страхе.

 -Коммунист? - коротко пролаял офицер, тыча пальцем в грудь Фёдора.

 -Нет, - равнодушным тоном ответил Фёдор. Это было правдой, и мелькнула надежда на спасение от слишком быстрого конца его недолгого путешествия по занятой врагом территории России.

 Он вспомнил за минуту раздумья немца всю свою короткую жизнь до  советской власти, когда мальчишкой помогал отцу делать мебель с выкрутасами для многочисленных заказчиков в том большом доме на центральной улице их маленького купеческого городка. Вспомнил, как учился в церковно-приходской школе, как отец строил планы отправить его в Москву учиться на художника. Революция поломала все планы, заставила приспосабливаться к новой власти, ругать отца в кругу неотёсанных сапожников. Не только сапожное дело отвело от него неприязнь новой власти, но и быстрая женитьба на неграмотной Прасковье из деревни сгладила его биографию.

 Отец, конечно, был всего унтер-офицером в отставке, но слово "офицер" поднимало его отца в разряд ненавистных белогвардейцев. Самого Ивана Семёновича спасло от преследования мастерство столяра-краснодеревщика. Слишком мало было мастеров в городе такого уровня, а мебель была нужна любой власти.

 Большой дом отец Фёдора во-время продал по частям. Семья переехала в скромный домик на окраине, который и не выпячивался в те годы, когда происходила крутая чистка рядов советских людей.

 Мысли исчезли сгновенно от следующего окрика:

 -Офицер? - рявкнул немец, обратив внимание на забинтованную руку на привязи и вьющиеся волосы на голове.

 -Нет-нет, господин генерал! Он просто лечится! Сломал руку! Упал и сломал! - забыв заикаться, проговорил одним духом лекарь.

 -Гут, - успокоился немец, - забрать тоже. В регистратуре проверить.

 Русскоязычный немецкий офицер обеспокоил Фёдора. - "Неужели провокация?" - подумал он, связывая этот визит с пролетевшим самолётом почему-то на запад.

 Их всех повели под конвоем в центр села. Парашютистов Фёдор сразу определил в группе конвоируемых. Один из них был молодой мужчина, второй была девушка, как предположил Фёдор, скорее всего, радистка. Этих двух посадили в кузов грузовика и увезли первыми.

 Фёдора и солдат, сбежавших с поля боя и сдавшихся теперь немецким автоматчикам без сопротивления, заперли в сарае, бывшем коровнике, в котором были маленькие. продолговатые щели, заменявшие окна, и пол, густо усыпанный прелой соломой вперемежку с ароматными лепёшками.

 Через некоторое время дверь в сарай приоткрылась, и в щель бочком протиснулся знакомый им всем староста.