Сын Дога - [5]

Смерч замер на миг, и в последних лучах солнца можно было разглядеть отдельные детали, составляющие застывшую воронку. Затем вся эта громада обрушилась вниз, окружив Каскета идеально круглым валом высотой в три человеческих роста. Однако рокочущий ритм не смолк, и это заставило врага моего завертеться на месте в поиске источника. Моя уловка удалась: все это время он сражался с воронкой, тратил силы, прорываясь внутрь – а испепелил всего лишь моего двойника, точную, но поддельную копию Черного Шамана. Сам же я с того момента, как убедился, что Каскет нырнул в ловушку, плясал высоко на уступе, сумеречным зрением наблюдая сверху за происходящим. Сейчас скалу подо мной сотряс вопль ярости – и тогда я ударил в последний раз.

Сумрак не любит звук, не доверяет ему. Потому-то даже обычные слова слышатся в Сумраке то глухо, то протяжно, то невнятно и непонятно – но никогда так, как в настоящем мире. Ритм – мой ключ, он поднимает мою тень и провожает меня на первое небо. Благодаря ритму Сумрак становится податливым и позволяет мне многое – исцелять больных, насылать мор, видеть благоприятный исход, творить чудовище смерча… или создавать людей, которых не отличить от настоящих. Ритм может быть самым разным, иногда Сумрак берется «подпевать», подрагивает в такт, рождает в глубине своей невиданные переливы Силы. Иногда звук не нравится ему настолько, что он спешит выдавить его источник в реальный мир, но все же «соглашается» помочь в том, что требует от него Бохоли-Хара. Подобрал я и такой ритм, который заставлял Сумрак дрожать и корчиться, будто от боли, а вместе с ним дрожало и корчилось все живое, что попадало во власть звуков моего бубна.

Услада для изможденного страхом сердца – в третий раз за день услышать вопль ненавистного врага! Невидимая, но ощутимая волна, рожденная колотушкой и натянутой на обечайку кожей мертвой лошади, устремилась вниз, накрыла и закружила воющего мага. Безумие охватило Каскета, судорожно сведенными пальцами он попытался заткнуть уши, затем принялся рвать на себе волосы, из глаз его хлынули кровавые слезы. Ничего не видя, он с разбега врезался в стену, образованную валунами и обломками деревьев, попробовал вскарабкаться на вершину вала, свалился обратно, в панике поднялся на второе небо – но там ловушка была монолитной, словно гладкие стенки глубокого колодца. Подняться на третье ему уже не хватило сил – Каскета корежило, скручивало, выворачивало…

А потом я почувствовал на своем плече твердую руку.

– Довольно, Бохоли-Хара! – насмешливо произнес у меня над ухом враг мой. – Остановись и утри пот.

Я замер, холодея под его взглядом, сверлящим мой затылок, будто костяной наконечник копья.

Он выпустил мое плечо, обошел и встал рядом, так же, как и я, глядя с уступа вниз – туда, где двойник Каскета безумствовал внутри очерченного мною круга.

– Ты многое умеешь, Черный Шаман, – уважительно качнул головой он, признавая мою силу, но то была похвала победителя побежденному, что он и не замедлил подтвердить: – Я бы пожелал тебе благоденствия – ведь так положено приветствовать достойных сынов Отца Небо, да вот боюсь, что дни твои благие сочтены. – Он вздохнул и развел руками, заставив зашелестеть широкие рукава черного шелкового халата. – Мне даже жаль, что Тьма потеряет столь хитрого и умелого последователя. Ведь я предупреждал тебя? Я говорил тебе, Бохоли-Хара, что не желаю, чтобы у нойона Икирита был наследник? Я дал тебе понять, что решать, кому сотворить ребенка, а кого оставить бездетным, должны только боги… и я. Ты ослушался меня, создал для него сына… А теперь я победил тебя в честном бою. Признаешь ли ты это?

– Признаю… – хотел сказать я, но горло будто окаменело. – Пощади! – хотел сказать я, но воздух застыл в груди моей.

Каскет всплеснул руками, перед моими глазами мелькнул золотой узор на черном рукаве – скелет распластанной ящерицы в окружении солнца, месяца и звезд.

– Да что ж он никак не сдохнет-то, бедняга?! – негромко воскликнул враг мой и одним движением заставил своего потерявшего рассудок двойника скрутиться сочащимся слизью жгутом, пыхнуть паром и исчезнуть. Он помолчал, а потом заметил: – Если ты ждешь, что смерть твоя будет столь же быстрой, как его, то даже не надейся. Впрочем, я даже дам тебе шанс, Бохоли-Хара. Выживешь – честь тебе и хвала. Ведь ты любишь плясать, Черный Шаман? Любишь бить колотушкой в бубен? Пляши, Черный Шаман! Топчи эту скалу, топчи ее тысячу лет, топчи, пока не сотрется либо она, либо твои ноги. Сотрешь скалу – твоя взяла! Пойдешь, куда захочешь, я не трону. Пляши, Бохоли-Хара, бей колотушкой в бубен, топчи камень…

Едва я осознал, какое наказание мне уготовано, я взвыл и попытался убить себя, бросившись со скалы вниз, – но я был во власти ненавистного врага моего.

Рука моя подняла колотушку, а пятки сами собой начали притопывать по камню…

Часть 1 На Ином этапе

Глава 1

Август – сентябрь 1973 года

По сведениям Гидрометцентра СССР, в соседней Томской области, в трехстах километрах от Академгородка, царило неправдоподобно жаркое, какое-то черноморское лето.

Аристарху, щурящемуся от колючей, буквально ледяной мороси, в это не верилось. Днем бледные, разбавленные солнечные лучи, продравшись сквозь плотные слои туч, кое-как соскребали со стен и стекол тусклый налет, а вечерами на улицы выбрасывался по-настоящему зимний ветер. В панике шарахался он по подворотням, стараясь найти к утру подходящее убежище, но добивался исключительно того, что дождевые брызги летели как угодно, только не сверху вниз. В непрозрачных из-за мелкой ряби лужах на черном асфальте мокли несвоевременно опавшие листья; нагрянувшая посреди августа глубокая осень сосредоточенно ковырялась в грязи, заливая фундамент для неумолимо наступающих заморозков.