Сын Дога - [19]

Комната напоминала жилище аскета; собственно, Угорь таковым и являлся. Пара скрипучих стульев, шкаф для одежды и белья, книжная полка и топчан – по мнению Евгения, этого было более чем достаточно для сна и отдыха. Все остальное время он проводил либо на рабочем месте, либо в патруле.

Вновь прислонив руководителя районного отделения Ночного Дозора к стеночке, Танюша скинула туфли и по-хозяйски затопотала босыми пятками по крашеным лиственничным половицам – туда-сюда, туда-сюда. За полторы минуты она успела обнаружить, что, кроме заварки и пшеничной крупы «Артек» с изюмом, в закромах Евгения ничего нет, что сложенных возле голландки дров хватит на одну закладку, что за водой придется сходить, а топчан необходимо передвинуть ближе к округлому боку печки.

– Зачем топить? – раздеваясь, вяло интересовался Угорь. – Тепло же! Кто ж в сентябре избу протапливает?

Танюша и с перестановкой справилась сама, и за водой сходить ему не дала. И пусть чувствовал он себя крайне неловко, сопротивляться сил не оставалось, дремотное состояние все сильнее захватывало его. Опустившись же на топчан, он и вовсе сразу же отключился. Сквозь сон до него едва-едва доносился приглушенный скрип дверных петель, лязг ведерных ручек, шипение воды в чайнике и треск сухих поленьев. В этой квартирке никогда не пахло домом и уютом, а тут вдруг – запахло.

В какой-то момент он понял, что Танечка стягивает с него рубашку, и даже попытался помочь ей в этом, поскольку в комнате становилось жарко. Ведунья непринужденно, будто тюк с тряпьем, перевернула его на живот, снова застучала по полу босыми пятками, а потом он почувствовал на спине что-то горячее, почти раскаленное.

– Ай, – равнодушно пробормотал он и поежился.

– Не трепыхайся! – приказала Таня. – Терпи! Иначе толку не будет.

Он и терпел. Усталость и боль в натруженных мышцах улетучивались, словно Танюша пользовалась магией. Горячее, по ощущениям, время от времени перемещалось, менялось местами, словно кто-то переступал лапками по его голой спине. Почему-то вспомнилось, как прошлой зимой участковый Денисов мазал Евгения зеленкой, обрабатывая раны, полученные в схватке с оборотнем-гепардом. Что-то такое говорил тогда Федор Кузьмич, в чем-то упрекал дозорного… дескать, не дело это, когда даже спину помазать некому… и какая-то неправильность была в том, что происходило сейчас, какое-то несоответствие тому, что подразумевал пожилой милиционер.

Будто иллюстрируя отголосок ускользающей мысли, раздался вежливый стук в дверь, и после Танечкиного «Да-да, входите!» в комнату шагнула Вера.

* * *

Вера потеряла Женю больше недели назад. Он и раньше, бывало, исчезал на день-два, никогда и никаких подробностей ей не сообщал, но по его же обмолвкам она делала для себя выводы, что ее таинственный молодой человек ездит в срочные местные командировки. Возможно, с внезапными проверками (это если она склонялась к версии, что он работает ревизором), а возможно, с куда более секретными заданиями (если ей вновь начинало казаться, что Евгений как-то связан со структурами госбезопасности).

Два дня – это предел. Обычно после этого он вновь появлялся в универсаме возле пожарной части – в светлом тонком пальто и клетчатом шотландском шарфе, или в тенниске и легких брючках, или в обычной брезентовой куртке и резиновых ботах – в зависимости от погоды и времени года. Он улыбался ей и заказывал очередной скромный ужин, состоящий из пирожков и стакана соку, и по его улыбке Вера догадывалась: все хорошо, он справился со всеми своими секретными заданиями, он победил всех вражеских шпионов или нечистых на руку директоров, он снова здесь, и сейчас, после работы, она пойдет с ним гулять по вечерним улочкам городка.

Два дня она не волновалась. К вечеру третьего забеспокоилась, вечером четвертого вышла на прогулку сама – прошлась по тем местам, где они ходили вдвоем. Нет, не встретила. Она успела передумать кучу разных нелепых мыслей – начиная с того, что она, мол, Жене больше не нужна, и заканчивая твердой уверенностью, что он может лежать где-то раненый. И хорошо, если только ранен! И хорошо, если ранен где-то здесь, в райцентре, а не за тридевять земель, в дремучей тайге, посреди дороги из одного глухого селения в другое.

Вера понятия не имела, куда ей обращаться за помощью в поисках. Она не знала ни места его работы, ни места его жительства. Не слышала от него о проживающих здесь родственниках, не общалась ни с одним из его знакомых, кроме… кроме… Да, точно, как-то по весне им с Евгением встретилась по пути очень интересная собой девушка, которую он назвал своей сотрудницей… Как же ее звали? Мариночка? Леночка?

– Вер, тебя там какая-то Таня спрашивает! – окликнула ее Светка из молочного отдела, и Вера бросилась к телефону, как к спасению, забыв рассчитать покупателя.

Что скажет ей интересная собой сотрудница Танечка? Чем обрадует? Чем ошарашит? Где он, что с ним?

– Вера, здравствуйте! – бойко заговорили в трубке. – Вы меня, наверное, не помните…

– Я помню вас, Таня! – оборвала девушку Вера, задыхаясь от нетерпения и страха. – Он жив?

– О господи… – опешила Женина сотрудница на том конце провода и трижды символически поплевала, и вышло это настолько смешно и искренне, что Вера мгновенно сообразила, что самая главная опасность миновала. – Жив, конечно, кто ж ему даст помереть-то? Со здоровьем, правда, пока не очень, но мы это быстренько поправим, не волнуйтесь. – Тон ее стал совсем деловым: – Вера, я хотела вас попросить. У Евгения дома наверняка шаром покати. Даже если что-то и было до отъезда – испортилось без холодильника-то. Вы не могли бы принести продуктов каких-нибудь…