Сын чекиста - [53]
— Рывчук! Говори, какая тебе по душе? Познакомлю! — не унимался ротный балагур.
Владимиру показался неуместным тон приятеля, и он досадливо пожал плечами. Так же, пожалуй, кто-нибудь станет скалить зубы, глядя и на снимок Наташи. Он круто повернулся к стене, увешанной фотографиями ребят различных возрастов. Голенькие младенцы, лежа на животе, с трудом тянули вверх головки. Какой-то карапуз сидел в кресле, ухватившись пухлой ручонкой за большой палец ноги; глазенки испуганно вытаращены. Девочка в нарядном кружевном платьице подняла глаза к потолку. Очевидно, «дядя фотограф» щелкал пальцами и уверял, что сейчас появится птичка.
— Рывчука не интересуют представительницы прекрасного пола! — раздался над ухом голос балагура. — Он осваивает вторую ступень — изучает продукт любви.
— Может, ты выберешь другой объект для своих острот?
На стене возле стола фотографии военных. Красноармейцы по стойке «смирно» застыли на фоне неправдоподобно роскошного южного пейзажа и сказочных замков. Краснофлотцы, сбив набок бескозырки, демонстрировали могучую грудь, обтянутую тельняшками. Летчики снимаются обычно в позе, которая позволяет видеть на левом рукаве трафарет — пропеллер и крылья. На конях, неестественно вскинувших передние ноги, по-лебединому выгнувших шею, гарцуют кавалеристы. Имеются даже снимки, увековечившие отважных авиаторов в полете. Правда, самолеты подозрительно маленькие, а головы пилотов несоразмерно большие.
— Это что же такое, братцы? Пограничников обидели! Почему не нарисовали границу? Диверсанта? Разъяренного пса, натянувшего поводок? Бойца с наганом в руке? Ну а в дырку для головы мы бы свое мужественное лицо вставляли. Пожалуйте сюда жалобную книгу!..
Слова «жалобная книга» возымели неожиданное действие — из лаборатории немедленно высунул голову фотограф.
— Что вы, что вы, товарищи! Минуточку... Кончаю проявлять!
Курсанты дружно прыснули. А Володя был далеко отсюда. В кармане лежало полученное сегодня из Кировограда письмо от матери. Она поздравляла его с поступлением в пограничное училище, наказывала честно служить Родине и не посрамить имени Рывчука, стать настоящим чекистом-пограничником. Одновременно она сообщала, что забрала в Кировоград Ванду Станиславовну и Владлену. Владлена теперь учится в той самой Четвертой школе имени Ленина, где учился и он.
Мать ругала Владимира за долгое молчание, за то, что он ничего не писал Ванде Станиславовне, заставил их волноваться, называла его черствость эгоизмом молодости и требовала, чтобы такое никогда больше не повторялось. Писала — ему пора понять, что не один живет на свете и близкие люди беспокоятся о нем, ночами не спят...
«...До последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Рабоче-Крестьянскому Правительству...»
В тексте присяги слово «Народ» написано с большой буквы, и Владимир только так и представлял себе это слово. Народ — это великая сила. Не случайная встреча с Ванагом, старым другом отца, привела его в училище, а Народ доверил своему сыну защиту границ Родины, и он готов служить своему Народу. Ради его счастья он вынесет любые лишения.
Сегодня, после принятия присяги, курсант Рывчук впервые получил увольнение в город. Сразу пошел к фотографу. Он представлял, как обрадуются мать, Ванда Станиславовна и Владлена, когда увидят его в форме пограничника.
— Следующий! — Фотограф пригласил Рывчука за занавеску. — Как прикажете? Во весь рост или только бюст?
Владимир подошел к высокому стулу на фоне пышного пейзажа и вытянул руки по швам.
— Во весь рост!
На улице он нарочно отстал от товарищей. Ему не стоило большого труда найти в общежитии Наташу Виноградову.
— Смотри, Иришка! Пропавший земляк объявился! — обрадовалась Наташа.
Владимир смутился — его оценивающе оглядывала Наташина подруга.
— Вот он какой! — сказала Ирина и протянула Вовке руку.
Присутствие Ирины стесняло Владимира, и он пригласил Наташу пройтись. Но и на улице разговор не клеился. Владимир чувствовал, как пылают у него щеки. Хотелось снять фуражку, обмахнуть разгоряченное лицо, Наташа, обычно веселая и оживленная, сегодня тоже притихла и только время от времени лукаво поглядывала на него. Наконец в запорошенном снегом скверике они уселись на скамейку.
— Видишь ли, Наташа... Я должен признаться...
— ...что тогда я тебе все наврал!
— Ты знаешь?
— Когда мой земляк неожиданно исчез, как, по-твоему, я поступила? Я пригласила Иришку, и мы пошли искать старого почтальона, которому... ты помогал. Пошли мы в наше почтовое отделение и нашли старика. Он сказал, что почтальон Владимир Рывчук уволился с почты и поступил в военное пограничное училище...
— Прости, Наташа. Мне было плохо и одиноко... Теперь я расскажу все.
— А я тебя так ждала! Верила, что придешь!
Они сидели, прижавшись друг к другу, не замечая, что держатся за руки. Сидели и молчали. Где-то далеко сквозь вечернюю мглу продирались огни автомашин, люди спешили с работы — город жил своей жизнью. И кто знает, вспоминали ли они минувшее или мечтали о будущем?
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Трамвайная остановка против проходной автозавода. У красных вагончиков толпа. Сдерживая напор людей, рослый рабочий ухватился рукой за поручни и предупредительно пропустил вперед Наталью Рывчук.
