Сын атамана - [95]

«Осторожность и еще раз осторожность», – постоянно нашептывал ему Федор Юрьевич. Царевич понимал правильность княжеских слов и потому все дни, что Алексей находился в Коломенском дворце, он был немногословен, расточал грустные улыбки и не бросался словами, которые потом можно было переврать и использовать против него. А надо сказать сразу, что провокации происходили постоянно, так как помимо соболезнований, мимоходом, царевичу задавались очень не простые вопросы.

Например, такой: «Ваше Высочество, а когда вы станете царем, то сразу вернете свою матушку в Москву или уже после того, как коронуетесь?»

Или другой: «Князь Меншиков, подлый холоп и ворюга, зарвался, и не считаете ли вы, что его пора приструнить?»

Что тут можно было сказать? Ничего. Оставалось только улыбаться и посматривать на дьяка Мухортова, который всегда находился рядом с Алексеем и запоминал особо говорливых представителей высшего света.

«Гады! Сволочи! – Глядя на расшитые богатыми узорами мундиры, золотые кресты на сутанах и раскормленные морды, думал Алексей. – Ничего. Вот поправится здоровье батюшки, он вас всех в бараний рог скрутит. Дайте только срок».

И так с того момента, как Алексей узнал о тяжкой болезни отца, минуло шесть дней, и в каждый из них его навещали важные гости. Царевич по-прежнему был ко всем нейтрален, слушал наставления Ромодановского, ждал момента, когда всколыхнется Москва и, наконец, дождался.

Неизвестные люди распространили слух, что царь Петр уже умер. И московская чернь, собравшись огромной толпой, направилась в Коломенское, искать у нового царя справедливости, правды и защиты от произвола чиновников. Об этом Алексей узнал заранее от посланного к нему Ромодановским гонца часа за полтора до подхода первых горожан. Его гости про это тоже вскоре услышали, у каждого из них были верные холопы, а поскольку рисковать из них никто не собирался, они быстро распрощались с царевичем и покинули древний дворец царской семьи.

Наследник престола остался один. К нему шла огромная толпа народа, не менее пятнадцати тысяч человек, а при нем находилось всего сорок солдат-семеновцев, слуги и люди Ромодановского. Бежать нельзя. Войска вызывать поздно, да и не подчиняются они ему. Помощи ждать неоткуда и единственное, что царевич мог сделать – это приготовиться к встрече с москвичами.

Алексей надел парадный мундир, перекинул через впалую грудь атласную орденскую ленту, расчесал волосы, прицепил на пояс шпагу и оглядел себя в старинное венецианское зеркало. После чего одним махом, для бодрости духа, выпил бокал крепкого вина. Захотелось еще, но дьяк Мухортов как обычно находился рядом, наклонился к нему и попросил, как приказал:

– Прошу вас больше не пить, царевич. Одного бокала вполне хватит.

– Хорошо, больше не буду, – согласился Алексей и спросил дьяка: – Где просители?

– Первые уже во двор входят.

– Надо идти?

– Не сейчас. Пусть еще минут десять пройдет, большая толпа соберется, тогда и выйдете.

Алексей кивнул, откинулся на спинку вычурного резного кресла, в котором любил отдыхать еще его дедушка царь Алексей Михайлович Романов, и задумался о своей жизни и судьбе.

Как только родился, царевич стал объектом интриг, и с самого раннего детства от него постоянно чего-то требовали. Будь достоин своего отца! Помни, что ты защитник православия! Бойся Бога! Учись! Живи в строгости! Покайся во грехах! Каждый чего-то хотел от Алексея, а он мечтал только об одном, чтобы его оставили в покое и позволили жить самой обычной жизнью.

Шли годы, царевич рос и не подавал совершенно никаких надежд. Почти все в нем разочаровались и признали его никчемной пустышкой, балбесом и нерешительной безвольной куклой. Но дурачком царевич не был. И хотя с нервами у Алексея не все было в порядке, сказывалось влияние среды, он был неглупым человеком, многое понимал сам, без подсказок со стороны, а главное – научился скрывать свое истинное лицо. Все это вместе помогало ему выжить и многое перетерпеть. И вот пришел час испытаний. Он наследник престола, но на деле никто. Что он имеет? Ничего. Верных людей рядом нет, денег нет, влияния нет и армия сама по себе. Церковь в лице своих архиепископов и митрополитов стращает его Божьим Судом. Дворянство желает надавить на него и получить больше привилегий. Военные хотят наград и крепостных душ за службу, а чиновники думают только о том, как бы чего-нибудь украсть. Народ к нему относится довольно прохладно и жалеет как убогого, хотя в последнее время, с подачи Ромодановского, что-то удалось исправить в лучшую сторону. И все же рядом никого, на кого можно уповать и полагаться, за исключением Федора Юрьевича и нескольких настоящих людей, которые служат только царю, как наместнику бога на земле, а более никому.

«Необходимо, что-то предпринять», – сам для себя решил Алексей, но что именно делать и как, определиться он не смог. Впрочем, как всегда.

– Царевич, пора.

Раздумья Алексея были прерваны Мухортовым. Он резко встал и направился к выходу из дворца. Шаги следующих за ним людей Ромодановского отдавались глухим эхом от древних стен. Они успокаивали Алексея, и когда царевич вышел на крыльцо, он был максимально собран и сосредоточен.