Сын атамана - [87]

Сначала говорили про разгром Третьей армии, и Беловод с Павловым подробно рассказали о сражении под Крутиково, а Кривонос их слова подтвердил. Затем провели разбор оборонительной операции по прикрытию Воронежа, и все присутствующие командиры признали, что Павлов и Беловод действовали хорошо, и на их месте немногие бы смогли столько продержаться. Однако были подмечены и ошибки, в частности, что отойди запорожцы и стрелки в Воронеж, город мог бы устоять и продержаться до подхода подкреплений.

Впрочем, нечего на зеркало пенять, если у самого рожа кривая. Поэтому выживших командиров Третьей армии виновными в падении города никто не считал.

Предварительный разговор был окончен. Все присутствующие помянули замученных царскими войсками людей и приступили к планированию сражения, в котором они должны были одержать убедительную победу. На какой-то момент полковники замолчали. И пока другие думали, первым высказался Иван Павлов, кряжистый мужчина, эдакий образ крепкого кулака с обрезом из фильмов про Гражданскую войну.

Полковники и атаманы, а всего на военном совете было тридцать человек, расположились вокруг двух сдвинутых столов. Павлов встал и, посмотрев на Кондрата, спросил:

– Атаман, разреши, я слово скажу?

– Говори, Иван, – согласился Кондрат.

– Так вот, браты, – начал полковник. – Довожу вам диспозицию. Долгорукий и Боур закрепились на берегу реки Усмань. И после всех боев, которые произошли, у них осталось одиннадцать тысяч солдат, драгун, дворян и слобожан, а вдобавок тридцать пушек. Они окружили свою позицию валом, и теперь будут стоять в обороне. У нас с вами восемь тысяч пехоты, двенадцать тысяч конных казаков и двенадцать пушек. Левый и правый фланг обнажать нельзя, и поэтому Мечетин с Кумшацким привели не все свои силы. Так ли я говорю?

– Правильно!

– Верно сказал!

Командиры поддержали Павлова, и только Кумшацкий, подкрутив ус, спросил:

– Все так, да вот только почему ты, Иван, решил, что царская армия будет стоять в обороне?

– А иначе никак, – ответил полковник. – От Усмани вы стоите и дорогу перекрываете. А путь на Грязи мы с Беловодом держим. Вчера нас драгуны фон Делдина и Гулица атаковали, попробовали с лесных засек сбить, так не сдюжили и назад отошли.

– А разве Долгорукий не может принять боя в чистом поле?

– Конечно, может. Однако продовольствия у него нет, солдаты голодные и на пустой желудок долго не выстоят. Он надеется на помощь, и будет ждать, что мы кинемся на него в лоб, измотаем себя, а затем он выйдет и разобьет нас.

Следующий вопрос Павлову задал Кондрат:

– Что за помощь к Долгорукому идет? Кто и откуда?

– Полковник Иртеньев из Тамбова через Шемхань движется. С ним Смоленский, Казанский и два новых пехотных полка, вместе с дворянами. Это около шести тысяч пехоты, полтысячи конных и не меньше пяти пушек. Сила серьезная, а будет он у нас через три дня.

– И что ты предлагаешь?

– Обложить Долгорукого и Боура, и караулить их как зверей, не наступая на вражеские оборонительные валы. А пока они будут в осаде сидеть и подкреплений ждать, наша казачья конница и один из моих свежих бурлацких полков направятся навстречу Иртеньеву.

Павлов сказал, что хотел, и присел. Полковники и атаманы для порядка поспорили, проголосовали и приняли его план, а Кондрат объявил окончательное решение:

– Завтра на Иртеньева выступает семь тысяч конницы и Второй стрелковый полк. Командиром этой армии назначается Максим Кумшацкий. Остальные силы, вместе со мной, остаются держать Долгорукого и строят укрепления в тех местах, где он может попробовать пойти на прорыв. Смерть палачам!

– Смерть!!!

Походные атаманы и полковники поддержали Кондрата. Они получили более подробные указания, кому и где завтра стоять, и разъехались по своим частям, а утром началось претворение военных планов в жизнь.

Сначала основные силы армии покинул Кумшацкий и временно пересевшие на лошадей бурлаки Второго полка. Они ушли как можно тише и незаметней. Остальные полки по периметру вдоль рвов царской армии начали ставить деревянные редуты. Примерно так же и Зиновий Хмель в битвах с Еремой Вишневецким действовал, который строил свою оборону вокруг замков. У Долгорукого, понятно, не замок и не крепость, но лагерь его стоит на возвышении и примыкает к речке, через которую не переберешься, после весенних дождей она глубокая и обрывы там сильные, так что укрепился князь знатно.

Первый день прошел, как ему и положено. Мы с ватажниками летали с посланиями от одного полка к другому, и сопровождали Кондрата, который осмотрел укрепрайон царских войск с самых разных сторон. Начать штурм, значило понести серьезные потери, а потому, прав был Павлов, нам следовало стоять на месте и ждать, пока солдаты с драгунами съедят коней и все припасы, а только тогда начинать сражение.

Второй день. Строительство основных редутов было окончено, а под вражеским лагерем снова всю ночь гуляли пластуны, а вместе с ними самые говорливые бойцы из наших пехотных полков. В этот раз агитация принесла успех. К утру в расположение наших войск перебежало полсотни человек, в основном обозники и раненые, которые не принимали участие в издевательствах над пленными. Их опросили, и они подтвердили, что в лагере царской армии голодно, а самое главное – не запасено дров для костров. Поэтому люди мерзнут и многие тяжелораненые умирают от переохлаждения. После этого перебежчиков отправили в Воронеж, куда начали возвращаться выжившие горожане. Было решено, что прежде чем встать в строй наших частей, перебежчикам предстоит доказать свою лояльность трудом и отстроить разрушенный город.