Сыч - [2]
Но вместо дома Сыч очутился в соседней березовой роще: видимо, ноги его в это время опять жили самостоятельной жизнью и голове не подчинялись. Выбрав подходящий пенек, он уселся на него, чтобы собраться с мыслями. Между березовых стволов он увидел корзинку с опенками, затем два красных резиновых сапожка, плащик и две косички, торчавшие из-под синего берета. Все это зашевелилось, задвигалось, и две проворные маленькие руки подбросили в воздух желтый березовый лист. Он закачался, словно крохотная золотая лодочка, покружился и медленно опустился к ногам девочки. Она снова его подняла, и снова золотая лодочка заскользила между березовых стволов. Так она играла и играла, словно зачарованная, забыв про корзинку с грибами, не обращая внимания на Сыча. Тогда он поднялся со своего пенька и пошел прочь.
«Березовый осенний лист, — думал он, небрежно помахивая портфелем, — немножко пахнущий аптекой! Что ты наделал с человекой…»
Сыч усмехнулся: с какой еще «человекой»? Это с девчонкой, что ли?
— Что ты наделал с человекой… — повторил он вслух. — Какое-то слово непонятное. Наверное, в старину так говорили: человек и человека, он и она.
В соседнем молодом ельнике что-то зашевелилось. Сыч обернулся — и обомлел. Из-за темных еловых лап на него уставились большие глаза, похожие на два голубых яйца. Может, это и есть загадочная «человека»? А еловые лапы снова качнулись, треснул, будто выстрел, сухой сучок, и на просеку вышла пестрая корова.
— Ах ты, зараза рогатая! — угадал Сыч колхозную корову Кралю. — Шастаешь тут, а доярки тебя, небось, ищут…
И он, выломав длинный прут, погнал Кралю на ферму.
Домой Сыч вернулся уже впотьмах. Времени было не так уж и много, но откуда-то наползли косматые тучи, завалили, словно гнилой соломой, все небо, и на землю, как мелкая колючая мякина, посыпался холодный дождик. Не перестал он и на другой день, и на третий… Свою прогулку по лесу, девчонку с опенками и березовый лист, похожий на золотую лодочку, Сыч вспоминал теперь, как что-то далекое-далекое. Время для него тянулось медленно и тоскливо. Большой белый лист с его стихотворением ребята хотели снять, но Лидия Владимировна сказала: пусть висит. Только фамилию «Сычев» велела вычеркнуть. Вдруг он действительно где-нибудь прочитал это стихотворение и выдал за свое?
Даже ей, учительнице, трудно было поверить, что Женька Сычев сам сочинил стихотворение. А уж ребятам и подавно не верилось! Все жаждали доказательств, а их-то у Сыча и не было. Вместе с начавшейся слякотью он и сам словно бы раскис и к любым стихам, кроме отвращения, уже ничего не чувствовал.
— Ты не заболел? — спрашивала его мать, щупая прохладной рукой лоб.
— Нет, мам.
— Может, в школе что натворил? — допытывалась мать.
— Да ничего я не натворил…
— А чего тогда ходишь, как в воду опущенный? Смотри у меня! — на всякий случай пригрозила мать.
Ночью вместо колючего осеннего дождика повалил густой снег. На улице сразу же стало светло и чисто, словно в горнице. Ранняя утреняя зорька была похожа на расшитое петухами полотенце. Сыч проснулся — и сразу же побежал к окошку, застыл в изумлении. В груди у него снова что-то сладко и радостно заворочалось.
— Мама! — закричал он. — Зима пришла!
Но матери дома не было: ушла на работу.
Тогда Сыч прошлепал в угол, где на стуле лежал его портфель, и вынул тетрадь по математике. Затем убрал ее, достал тетрадь по русскому, в линейку, выдрал из середины двойной лист, и устроившись поудобнее на подоконнике, зашевелил губами, стал писать — без единой точки и запятой:
Сыч посмотрел в окно, чему-то засмеялся и продолжал:
Он тут же ощутил во рту прохладный, мятный вкус леденца, почмокал губами и снова посмотрел за окно. Вдалеке, за белыми ветлами, Сыч увидел мать: она шла на ферму. Черная шаль ее и фуфайка были густо запорошены снегом, и он быстро дописал еще две строчки:
Сыч перечитал написанное вслух и поставил в конце три больших восклицательных знака.
— Проснулся — а кругом бело! — напевал он, бегая по избе — искал свои валенки.
В душе его нежданно-негаданно скопилось так много радости, что захотелось немедленно с кем-нибудь поделиться. Лучше всего, конечно, с ребятами из своего класса. Но сегодня воскресенье, и в школе никого нет. Тогда Сыч сунул листок со стихами в карман и побежал на другой конец деревни — к учительнице.
На улице от молодого снега было чисто и празднично. Из печных труб выкатывались круглые дымы, похожие на снеговиков. Сыч шагал по деревне — веселый, ладный, крепкий, приветливо здоровался со встречными односельчанами и почти каждому рассказывал, как увидел первый снег:
— Проснулся — а кругом бело!
И в голосе его вместе с удивлением звучала радость.
