Ночью старуха рубила сушины на кряжи, рыла в снегу яму и складывала костер. Она таскала кряжи по снегу со всех сторон и таяла костром землю, передвигала костер, рубила корни, вычерпывала жижу тарелкой. Когда яма стала глубокой, Ульяна набирала талую землю в кастрюлю и поднимала. Лицо у старухи почернело. Весь следующий день она углубляла яму; Илья лежал у костра и оттаивал. Она сушила у костра свои грязные камусные рукавицы и пила чай. Потом вымыла Илье лицо и вымыла ему руки; тело оттаяло и она немного выпрямила его. Старуха устлала дно могилы пихтовыми ветками, опустила Илью, спустилась сама, уложила его на хвое.
Дно было сделано с наклоном, Илья лежал лицом в сторону солнца, как был, в охотничьей одежде, и нож в чехле, как и всегда, остался недалеко от его рук. Ульяна выбралась из ямы, стала на колени, попрощалась с Ильей. Она сбросила на него одеяло и посохом расправила, хорошо укрыла лицо, затем сбросила талую землю и мерзлые комья и завалила могилу тремя толстыми тяжелыми кряжами.
Старуха убила из ружья двух оленей и разделала их туши, сложила у могилы передние части со шкурами, копытами, головами. Она собрала посуду Ильи и положила у могилы ее, муку, немного чая, — все это она оставляла Илье: такой закон. Потом она запрягла двух оленей, погрузила на нарту палатку и остальное оленье мясо, задние части, и олени побежали.
Ульяна толкала шестом им в зады.
Быстрее! Старики, те, кто будет близко от селения и те, кому он не раз помогал, должны поесть мясо. Быстрей! Быстрей! Эта вторая жена Ильи придет и скажет, что старик добыл лося, и за тушей поедут. Она скажет, что Илья умер, и кто захочет, станут готовить мясо его оленей и будут поминать Илью. Женщина, которая когда-то была невесткой Ильи и кочевала на промысле, придет тоже. Она придет со своим новым мужем, и они будут сидеть тихо. «Его род прошел. Вот и все. Кто виноват? Никто не виноват. Сын с войны не вернулся, а другого нет, война — не родная мать: род кончился», — будут думать люди. Слепой Семен, самый лучший друг Ильи, заплачет, будет искать ружье и выстрелит в небо. А потом он возвратится и крикнет старухе:
— Ты все делала как надо?
Все замолчат и будут смотреть на нее. Она кивнет головой, что все было как положено.
— Городьбу надо. И больше ничего. Камень большой надо, — добавит она.
И все люди загудят, перебивая друг друга:
— Хорошо, хорошо, она делала все правильно!
Так скажут они, так ответит она.
