Святой язычник - [31]

Анна повернулась к брату с мольбой в глазах, но произнести опять ничего не успела – легкий подземный толчок слегка тряхнул Ипподром. Это был предвестник знаменитого землетрясения 987 года. Многие люди в азарте даже не заметили толчка или не обратили на него внимания, приняв за те сотрясения, которые вызывает сама толпа.

Но лев, в отличие от людей, сразу учуял грозное предупреждение стихии и, поджав хвост, бросился наутек. Он метался по арене в поисках выхода и везде натыкался на железные прутья. Владимир победно воздел руки к небу.

Зрители ничего не могли понять, но неистовствовали, приписывая все мужеству варвара.

Острожко, которого схватили стражники, радостно улыбался.

Лишь Василий был мрачнее тучи и спешно покинул Ипподром, не вымолвив ни слова.

Забава девятнадцатая. Землетрясение

Император сдержал слово. Вскоре после схватки со львом Владимира прямо в боевых доспехах допустили к Анне. Та ожидала его в укромном уголке огромной роскошной палаты, но Великий князь быстро узрел ее и радостно воскликнул:

– Теперь ты моя! Теперь тебя никто у меня не отнимет!

Принцесса грустно улыбнулась.

– Ты сам откажешься от меня.

– Ни за что на свете! Ни за какие сокровища!

– А за друзей?

– При чем тут друзья? – не понял Владимир.

– Они все схвачены и, как только ты прикоснешься ко мне, будут тотчас же казнены.

– Но император обещал мне…

– О друзьях уговора не было, – перебила варвара принцесса.

Она только что разговаривала с Василием и никак не могла успокоиться.

– Кто это сказал? – взъярился Великий князь.

– Император.

– Что они натворили? – дрогнувшим голосом спросил Владимир.

– Вооружившись до зубов, пытались проникнуть на Ипподром, чтобы спасти тебя.

– Ну и что?

– За такие действия их обвинят в бунте и после страшных пыток предадут смерти.

Владимир застонал, словно пытали его, но быстро взял себя в руки и тихо спросил:

– Как их спасти?

– Очень просто. Ты забираешь друзей и убираешься восвояси.

– А ты?

– А я должна буду выполнить волю императора.

– Какую волю?

– Какая разница! – с досадой ответила Анна.

– Мне нужно знать, – допытывался варвар.

– Я должна выйти замуж за одного кагана.

Великий князь яростно заскрипел зубами. Ему и в голову не пришло, что он и есть тот самый каган.

– Гад! – выругался Владимир, непонятно кого подразумевая: то ли кагана, то ли императора.

– Тише! Тут даже стены имеют уши, – непроизвольно вырвалось у принцессы, но она тут же себя поправила: – Хотя сейчас можно говорить что угодно. Это не имеет никакого значения: мы все равно вынуждены подчиниться императору.

Великий князь с удивлением посмотрел на нее.

– А почему ты?

– Что я? – не поняла принцесса.

– Почему ты подчиняешься императору? Я-то не могу предать друзей даже ради тебя. Но зачем ты идешь на такие жертвы? Ведь ты почти никого не знаешь из тех людей, кого спасаешь, и никогда больше не увидишь ни их, ни меня.

Анна пожала плечами.

– Не знаю, но я не могу поступить иначе. Так велит мне моя вера.

Владимир пылко обнял ее.

– Как жаль, что мы расстаемся.

Принцесса чуть не расплакалась и с трудом выдавила:

– Пора. Твои друзья все еще томятся в темнице…

Они направились к выходу, но мощный подземный толчок остановил их…

Добрыню и его соратников землетрясение застало за жарким спором. Их бросили в наполненную крысами темницу. Волчий Хвост оказался вместе со всеми. Он сам попросил об этом греков, чтобы не вызвать подозрений. Не было только Острожко, но и того вскоре впихнули к остальным. Увидев своих, он притворно воскликнул:

– Ах, вот вы где! Наконец-то я вас нашел. А то прямо с ног сбился. Весь Царьград исколесил. А вы, оказывается, тут прохлаждаетесь.

Шутка вызвала у многих нервные смешки. Лишь Добрыня сурово рек:

– Ладно, хватит зубоскалить. Рассказывай, как там князь.

– Да со львом никак расстаться не может. Тот его заморскими винами потчует да байками развлекает.

Воевода отвесил остряку увесистую оплеуху.

– Я тебя серьезно спрашиваю! Сейчас не время шутки шутить.

– Да жив он, жив, – с обидой в голосе ответил Острожко. – Я ему вовремя копье метнул. Вот он льва и одолел. Тот от нашего князя, как от чумы, улепетывал. Триумфа, жаль, не увидел: пошел вас выручать.

– Ну и болтун, – раздосадованно махнул рукой Добрыня, а Волчий Хвост ловко перевел разговор в нужное ему русло:

– Все из-за бабы! Теперь и он там страдает, и нам несладко.

Остальные пленники дружно поддержали:

– И на какой хрен она ему нужна?

– Своих, что ли, мало!

– Стоило ли переться в Царьград?!

– Еще как стоило! – вдруг встрял в спор Громыхало. – За такую красоту и живота не жалко.

– Ты это о бабе? – не понял Волчий Хвост.

– Да при чем здесь баба? Я – о Царьграде.

– Эх, нам бы в Киев хоть что-то похожее! – поддержал товарища Острожко.

Почему-то у всех предстал перед очами храм Святой Софии. Воины, как дети, тут же забыли о невзгодах и размечтались об обновленном граде на берегу Днепра. Даже Волчьему Хвосту пришлось поддакивать.

Землетрясение вернуло их на землю. С потолка посыпались небольшие камни. Стены закачались. Узники бросились к выходу, но железная дверь оказалась закрытой. Отчетливо послышался топот ног спасающихся бегством стражников.

– Откройте! – пронзительно крикнул по-гречески Острожко.