Святой Вроцлав - [77]

— Давай, парень, — Томаш вырвал Михала из отупения.

Ракета понеслась вверх, алая и прекрасная, словно скелет громадного зонтика, над которым растянулась ночь.

В течение одного-двух ударов сердца не случилось ничего. Паломники неподвижно застыли на месте, словно задумавшиеся о чем-то своем куклы — а потом пошли, как и должны были пойти, беспорядочно, широкой лавой, вслед за автомобилями. Тронулись они с чем-то, что должно было походить на боевой клич, но на самом деле оказался слепком рыданий, воплей, молитв и плача. Мужчины и женщины бежали, что было сил, размахивая бейсбольными битами, дубинками, боевыми шестами, нунчаками: одним словом, всем, что имелось в белой палатке, каждый брал то, что хотел. Томаш не соглашался на огнестрельное оружие, но потом уже смотрел на это дело сквозь пальцы. Первые выстрелы, еще в воздух, прозвучали еще до того, как первые паломники сцепились с полицейскими.

Видимые с перспективы Дома кооператора, необычное впечатление производили мародеры, стремящиеся за ударной группой. Некоторые тащили детей на спине, пары старичков поддерживали один другого, пенсионеры-одиночки размахивали тростями и зонтиками, острия которых они предварительно наточили. Томаш выругался: он же говорил раньше, умолял, чтобы эти вот остались.

— Ничего, это нам на руку, — заявил Михал.

Полицейские поняли, что происходит, часть успела поднять щиты и дубинки, горячечно разворачивали водную пушку, кто-то хватал ружья, заряженные резиновыми пулями, но несколько мусоров сбежало, зато появились другие, с других участков кордона. Секунды тянулись невыносимо медленно.

Только не для Адама. Протащенный паломниками, он избежал смерти под колесами машин, о чем даже и не подозревал. Парень лишь стоял среди людей и глядел на корпуса перед собой. Большие деревья. Выстрелы, вопли, взрыв — все это звучало словно гости из иного мира, он страшно жалел, что те нарушают его покой. Тишину он приветствовал с благодарностью, а потом над ним что-то вспыхнуло: похоже, знамение, но фальшивое — и Адам почувствовал толчок. Толпа напирала на Адама, а он сопротивлялся из последних сил, ведь предусмотренный на сегодняшний день шаг он уже выполнил. Поначалу паломники пытались его обходить, кто-то попробовал даже оттянуть в сторону, но отпустил и помчался с суррогатом самурайского меча бить полицейских. Адам поднял руки, его пихнули, очень больно, он упал, даже не пытаясь заслонить лица, камень проехал по щеке, губу распахал обломок стекла. Какой-то длинноволосый паломник еще пробовал поднять Адама, он потащил его за плечо, но уступил под напором остальных.

Ботинок за ботинком, каблуки впивались в спину и бедра, прижимали лицо к земле, и Адам, после первой, неудачной попытки подняться, расплющился в грязи, пытаясь просочиться ниже. Я знаю, он свято верил в то, что даже почва расступится, спрячет его, словно гигантские ладони, но, все пошло наперекосяк, так что земля и не дрогнула, ответив лишь камнями и разбитой бутылкой. Крайне медленно, до Адама начало доходить, что у него есть тело — оно атаковало его изнутри, треснуло ребро, потом что-то в плече, он почувствовал кровь во рту; это было так странно, ведь собственной кожи, мышц вообще не было, Адам весь состоял из света и дуновений.

О, Вроцлав, как же было больно: раздавленные пальцы, треснувшие ребра, вырванная из бедер плоть, голова обросла шишками, затылок трещит, нос уже раздавлен, зубы выбиты, а тут — неожиданно — дыра в ладони, сердце что-то стискивает, рана через весь лоб. Адам застонал, быть может, это все путь, один шаг за тысячу шагов, зато — через страдания. Болело просто невыносимо, никто ведь ему не говорил, что все может быть так вот — ботинок за сапогом, словно дубинкой по грязной голове, по почкам, пускай же все это прекратится, попросил он, о, добрый Вроцлав, я приду к тебе, только забери боль.

И Вроцлав его выслушал. Люди топтали Адама, вдавливали в землю, словно тряпку, только он это уже чувствовал все слабее и слабее, как будто покрывшееся ранами тело утратило чувствительность. Ему даже показалось, что это все даже и не люди, а вода: грязная и липкая она проносит над ним дохлых рыб и камни. Делалось все теплее, что-то звенело в ушах, как будто бы сам он приближался ко дну. Неожиданно все закончилось. Глаза у Адама были закрыты, он давился кровью. Парень не мог знать, что ударная группа уже прошла, а точнее — пробежала, раздавив его до внутренностей.

Адам попробовал подняться. Но только задрал голову и видел удалявшуюся живую стенку и дома Святого Вроцлава, по которым он испытывал такую тоску, и которые сейчас удалялись вместе с людьми. Ему необходимо встать, но все это так странно — он утратил тело, столь болевшее еще пару мгновений назад. Он не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой, а ведь нужно было спешить, Святой Вроцлав удалялся все быстрее, сейчас он был не больше коробочки спичек, черный и грязный, словно бы сгоревший. Адам еще попытался рвануться, кровь залила ему глаза. Он почувствовал неожиданный удар прямо в копчик, прямо по нервам, и тут же — концом трости по голове. Это близились мародеры.