Святой Преподобный Сергей Радонежский. Жизнеописание - [5]

(Пс. 138, 16), и апостола Павла: Бог воззвавый мя от чрева матере моея явити Сына Своего во мне, да благовествую Его в язьщех (Гал. 1, 16), и другие подобные места Священного Писания, и утешил их благодатной надеждой относительно их новорожденного: «Не смущайтесь, – говорит он им, – а паче радуйтесь, что сын ваш будет избранным сосудом Духа Божия и служителем Святой Троицы». И, благословив дитя и его родителей, служитель алтаря Христова отпустил их с миром.

Между тем мать, а потом и другие стали примечать в младенце опять нечто необыкновенное: когда матери случалось насыщаться мясной пищей, то младенец не брал сосцев ее, то же повторялось и уже без всякой причины, по средам и пятницам; так что в эти дни младенец вовсе оставался без пищи. И это повторялось не раз, не два, а постоянно. Мать, конечно, беспокоилась, думала, что дитя нездорово, советовалась с другими женщинами, которые тщательно осматривали дитя, но на нем не было приметно никаких признаков болезни, ни внутренней, ни наружной; напротив, малютка не только не плакал, но и весело смотрел на них, улыбался и играл ручками… Наконец обратили внимание на время, когда младенец не принимал сосцев материнских, и тогда все убедились, что в этом детском посте «ознаменовались», как выражается святитель Филарет, «предшествовавшия расположения матери и проявлялись семена будущих его расположений». Возвращенный постом во чреве матери младенец и по рождении как будто требовал от матери поста. И мать, действительно, стала еще строже соблюдать пост: она совсем оставила мясную пищу, и младенец, кроме среды и пятницы, всегда после того питался молоком матери.

Однажды Мария отдала младенца на руки другой женщине, чтобы та покормила его своей грудью, но дитя не захотело взять сосцев чужой матери, то же самое было с другими кормилицами. «Добрая отрасль доброго корня, – говорит блаженный Епифаний, – питалась только чистым млеком родившей его. Так сей младенец от чрева матери познавал Бога, в самых пеленах поучался истине, в самой колыбели привык к посту и вместе с молоком матери навыкал воздержанию… Будучи по естеству еще младенцем, он выше естества уже предначинал пощение, с младенчества он был питомец чистоты, питаемый не столько млеком, сколько благочестием и предызбранный Богом еще до рождения»…

«Многие матери, – замечает по сему случаю святитель Платон, – не почитают важным делом кормить дитя своей грудью, но на самом деле это очень важно. Для чего же Творец естества наполняет молоком сосцы матерние, если не для того, чтобы приготовить в них для младенца питательную пищу? А с этой пищей, то есть с молоком, вливаются в младенца его будущие склонности и нравы». «Чужое молоко, – рассуждает в одном месте святитель Димитрий Ростовский, – не так полезно для младенца, как молоко его родной матери. Если кормилица больна, то будет больное и дитя; если она гневлива, невоздержанна, сварлива, таково же будет и дитя, которое она кормит. Дитя, воспитанное чужим, не матерним млеком, не будет иметь к матери такой любви и привязанности, какую имеют дети, вскормленные ее собственным молоком. Да пристыдят таких матерей бессловесные животные: ни одно из них не доверяет другому питать собственных детей». «Лучше бы подумать доброй матери, – говорит святитель Филарет Московский, – отнимать ли мать вдруг у двух младенцев: у младенца кормилицы и у своего собственного, и заставлять ли своего младенца пить из груди кормилицы может быть, тоску по оставленном ею собственном детище, вместо того чтобы он пил любовь из груди своей матери». «Бывают матери, – говорит святой Златоуст, – которые своих детей отдают кормилицам. Христос не попустил сего. Он питает нас собственным Телом и напояет собственной Кровью».

Окончилось время кормления грудью Варфоломея; дитя покинуло колыбель, возрастая телом, оно укреплялось и духом, исполняясь разума и страха Божия, благодать Божия почивала на святом младенце, и добрые люди утешались им.

Глава II Благодатный отрок

Радуйся, отроча добродушевное и благонадежное.

Радуйся, детище, всякия благодати Божия исполненное!

Радуйся, навыкнувый хранити страх Божий, премудрости начало.

Радуйся, всем соучащымся тебе бывый добродетели зерцало!

Когда Варфоломею исполнилось семь лет, родители отдали его учиться грамоте. Наши благочестивые предки всегда смотрели на обучение грамоте как на дело священное: грамота давала ключ к чтению и уразумению Божественных Писаний. И школы грамотности, которых было очень немного в то время, учреждались попечениями епископов и вообще духовенства. Ростовским епископом в то время, о котором мы говорим, был Прохор, муж учительный и благочестивый. Под его руководством и учителями в школы назначались, конечно, люди богобоязненные.

Вместе с Варфоломеем учились и два брата его: старший Стефан и младший Петр. Братья обучались успешно, хотя Петру в то время не было и шести лет, а Варфоломей далеко отставал от них. Учитель наказывал его, товарищи упрекали и даже смеялись над ним, родители уговаривали, да и сам он напрягал все усилия своего детского ума, проводил ночи над книгой и часто, укрывшись от взоров людских, где-нибудь в уединении горько плакал о своей неспособности, горячо и усердно молился Господу Богу: «Дай же Ты мне, Господи, понять эту грамоту; научи Ты меня, Господи, просвети и вразуми!» Но грамота все же ему не давалась. «Тяжелое чувство испытывает человек, – говорит святитель Платон, – когда всей душой желает учиться, чувствует в себе пламенное влечение к просвещению, но на пути к достижению цели его желаний встречаются какие-либо непреодолимые препятствия». Сильно огорчалось своей безуспешностью и доброе дитя. Немало печалились о том и родители его, и учитель: всем было прискорбно, что мальчик лишается великого дара Божьего – в учении книжном. Но, видно, нужно было, чтобы отрок, о котором были столь добрые предзнаменования, ранним опытом научился, что никакого успеха, никакого знания, никакой способности не должно приписывать себе, но единственно Богу, Отцу светов, от Которого свыше сходит