Святой нимб и терновый венец - [2]

Сестра Марселина подошла к большому окну и осторожно раздвинула тяжелые бархатные портьеры. Яркий свет залил спальню Адриана. Папа впал в кому за две недели до Рождества. Его – обездвиженного и сломленного, распростертого на полу кабинета – обнаружил личный секретарь. Вначале он даже подумал, что папа скончался, однако, нащупав прерывистый пульс, установил, что Адриан все еще жив.

В то воскресенье сестра Марселина пережила много странного и загадочного. Она помнила, что на протяжении предшествующих нескольких дней его святейшество был сам не свой. Вечером пятницы, за два дня до трагедии, папа прибыл из Ватикана на уик-энд в Кастель Гандольфо – он посещал папскую виллу, славившуюся своим необыкновенно красивым видом на близлежащее озеро и чудными садами, не только летом, но и в течение всего года. Как-то Адриан обмолвился, что, если Господу это угодно, он предпочел бы скончаться именно в Кастель Гандольфо. Если бы понтифик только мог помыслить, что его слова сбудутся!

Здоровье папы никогда не внушало серьезных опасений. Кардинал Виллебрандес стал понтификом в возрасте шестидесяти восьми лет, приняв имя Адриана Седьмого в честь папы Адриана Шестого, уроженца Утрехта (Виллебрандес тоже появился на свет в этом голландском городке), и все политические комментаторы дружно сходились во мнении, что ему суждено достаточно долгое правление – в отличие от тезки, занимавшего престол святого Петра в течение неполных двух лет в шестнадцатом веке и, по слухам, отравленного. Папа в молодости занимался плаванием и теперь охотно пользовался построенным по приказанию Иоанна Павла II в парке Кастель Гандольфо бассейном (польский понтифик на возражения кардиналов, сетовавших на то, что строительство бассейна и прокладка новых коммуникаций обойдутся в кругленькую сумму, безапелляционно заявил, что выборы нового папы будут все равно дороже), а также совершал долгие прогулки по горам, сопровождаемый секретарями, кардиналами и охраной.

Сестра Марселина, регулярно возвращавшаяся в мыслях к событиям того уик-энда, с каждым разом убеждалась, что папа слишком много работал и волновался. Его что-то угнетало, но разве он мог выложить свою тревогу кому бы то ни было! Ведь папы, увы, увы, не только безраздельные властители католического мира, но и зачастую одинокие и несчастные старики, отгороженные от окружающего неприступной стеной из ватиканских чинуш, кардиналов и швейцарских гвардейцев.

И в субботу и в воскресенье, накануне несчастья, папа принимал доверенных лиц, с которыми подолгу беседовал. Днем ранее был и таинственный гость... А вечером, после того как последний из посетителей удалился, личный секретарь и обнаружил святого отца недвижимым на полу кабинета.

Весь мир узнал о том, что у папы был инфаркт, в результате которого сердце несколько минут не билось. Дежурившие на вилле медики сумели вернуть понтифика к жизни, однако он не пришел в себя, а впал в кому.

Два консилиума, членами которых были самые известные итальянские и зарубежные врачи, ознакомившись заочно с состоянием больного, вынесли неутешительный вердикт: покидать виллу папе нельзя, переезд из Кастель Гандольфо на вертолете или автомобиле в Рим, в специализированную клинику или в Апостолический дворец, чреват непредвиденными осложнениями. Посему и было принято решение превратить Кастель Гандольфо в больницу.

Сестре Марселине показалось крайне подозрительным, что ни один из именитых медиков, высказывавших свое компетентное мнение, так и не получил права увидеть папу воочию. Личный врач Адриана, профессор Пелегрино, заявил, что иммунная система его сановного пациента подорвана и он не может рисковать здоровьем папы, превращая его опочивальню в проходной двор.

Сие только укрепило сестру Марселину в подозрениях. Профессор Пелегрино практически не допускал до папы коллег, превратив Адриана в безмолвного пленника Кастель Гандольфо. Сестра Марселина, на которую никто не обращал внимания, обладала тонким слухом, а куриальные кардиналы, время от времени наносившие визит вежливости лежавшему в коме папе, роняли фразы, от которых монахине делалось страшно.

Она как-то, сама того не желая, подслушала беседу статс-секретаря Ватикана, своего рода премьер-министра самого крошечного в мире государства, правой руки папы, кардинала Мальдини с архиепископом Чжанем. Статс-секретарь, во-первых, заявил, что кома вызвана вовсе не инфарктом («Весь мир, а в особенности настырные журналисты проглотили эту сказочку про инфаркт. О, если бы они знали правду!»), во-вторых, воздал хвалу Господу за то, что папа не успел совершить нечто, чего многие так опасались («Он же хотел предать это огласке! Вы понимаете, какие кошмарные последствия это имело бы для всей церкви!»), и, в-третьих, выразил надежду на то, что папа скоро умрет («Так долго продолжаться не может! Я советовался с врачами, и они не исключают, что Адриан будет находиться в коме на протяжении многих лет. Воистину, ужасно!»).

Сестра Марселина давно усвоила незыблемое правило: все, что она слышала и видела в стенах Кастель Гандольфо, должно сгинуть вместе с ней. Монахиня знала, что не только курия и Ватикан, но и весь мир задавались вопросом: что будет дальше? Папой избирались пожизненно, однако теоретически понтифик мог добровольно сложить с себя полномочия и уйти в отставку. Такое за две тысячи лет церковной истории происходило весьма редко, в подавляющем большинстве случаев не по своей воле – пап или антипап принуждали к этому (как Иоанна XXIII или Григория XII), иногда те сами делали это многократно (Бенедикт IX аж трижды слагал полномочия, дабы открыть дорогу к престолу своим родственникам и всем тем, кто хорошо платил) и добровольно – только единожды (Целестин V), и ничто не предвещало, что может снова повториться.