Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь - [66]

«Таков мир, святой Айзек Эдвард Лейбовиц, который я покинул как твой монах. И где же я сейчас оказался?»

Вместе с Вушином монах пораньше отправился на то место, где кардинал предписал встречать его после возвращения с равнин. Здесь он увидел стоящего на улице посланника из Нового Иерусалима, заменившего Эдрию. Поскольку теперь Чернозуб знал (официально — от кардинала и напрямую от Эдрии) о контактах между Новым Иерусалимом и тайным отделом Секретариата, он и Топор были представлены Уладу, прибывшему из колонии. Чернозуб догадывался, что все «привидения» обладают нормальным внешним видом. На расстоянии Улад и выглядел таковым, если рядом с ним для сравнения никого не было. Но когда он оказывался в толпе, рядом с другими, то было видно, что он на треть выше любого из своих соседей, а весил он как два с половиной человека. Трижды Чернозуб видел, как гигант, чьи руки казались непропорционально тонкими, ловко запускал их в карманы прохожих, пока, наконец, не пересек улицу и не предупредил его:

— Если ты и дальше будешь этим заниматься, я доложу.

Улад сдавил ему голову длинной тонкой рукой и с такой силой надавил большим пальцем на висок, что он чуть не потерял сознание от боли. За спиной Улада возник Вушин и что-то сделал с его коленом, отчего гигант отпустил монаха и, схватившись за ногу, с воплем рухнул на мостовую. Стоя над ним, Топор прижал мечом его нос, сплющив его.

— Если ты и дальше будешь этим заниматься, я убью тебя.

— Я не узнал вас сначала, — взвыл великан, и контральто его голоса удивило хрупкого пожилого воина.

— Тебе нравится твоя работа? — спросил Топор.

— Да, это хорошо, когда можешь бывать в городе.

— Твой народ знает, что ты вор? — приходя в себя, спросил монах.

— Это часть моей легенды. Здесь меня знают. Ничего страшного, если и арестуют. В полиции меня тоже знают. Они думают, что я местный, и я действительно часто здесь бываю. Иногда меня на пару дней сажают под замок, а бывает, я работаю на них. Я приезжал сюда как охранник Эдрии. Здесь мы встречались, а потом отправлялись домой.

— Известно ли это его светлости?

— Мне велено встретить его здесь. Он прибудет в экипаже Кузнечиков. Терпеть не могу Кочевников. Для меня ты смахиваешь на Кочевника и небось считаешь меня «привидением».

Нимми встретил его неприязненный взгляд.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы Кочевник носил монашеское одеяние? — ухмыльнулся он. — А ты в самом деле «привидение»? — он почувствовал, как Вушин предупреждающе коснулся его руки, но уже было слишком поздно.

Улад зарычал и выхватил нож. Сталь, лязгнув, встретилась со сталью, клинки сошлись, и лезвие короткого меча распороло предплечье великана; все это свершилось как бы одним движением: выхваченный кинжал — рана — кинжал падает на землю, сопровождаемый струей крови. На какое-то мгновение все застыли, после чего Вушин кинул меч в ножны и сказал:

— Сделай что-нибудь с рукой. Рана неглубокая.

— Я думаю, он хотел заколоть меня, Топор.

— Думаешь? — хмыкнул Топор. — Ну-ну! Кардинал предупреждал меня относительно Улада. Ему крепко не повезло с заместителем Эдрии. У этого типа есть привычка мгновенно впадать в неистовство. Но он только на время. В Новом Иерусалиме разозлились, что он счел Эдрию персоной нон грата, и специально подсунули нам Улада. Уж очень они самонадеянны.

— Почему бы его не посадить за решетку?

— Ну, во-первых, кардинал хочет, чтобы Улад встретил того Кочевника, с которым явится, а во-вторых, он могучий воин и занимает высокий пост в маленькой армии, которая, предполагается, будет на нашей стороне.

— Ради Бога, на нашей стороне против кого? Он один и нас двое — мы составляем троицу? Что значит «на нашей стороне»?

— На стороне нашего хозяина! — глянув на Чернозуба, рявкнул Вушин. — То-то я сомневаюсь в твоей верности, брат Сент-Джордж. И будь уверен, что я перережу тебе горло, если ты предашь его!

— Прошу тебя! Это же я, Чернозуб. Я просто пытаюсь понять, как он думает.

— Это не твое дело. Сиди на своем месте.

— Не ты ли объяснишь мне мое место и будешь удерживать меня на нем? Это что-то новое.

— Объяснять его тебе я не собираюсь. И не хочу ловить тебя, когда ты сорвешься с него.

Да, это было новое — и настоящее. В первый раз Чернозуб по-настоящему ощутил опасность, исходящую от старого воина. Коричневый Пони, должно быть, разгневался куда больше, чем ему казалось. В аббатстве его страх перед Вушином исходил из взвинченной возбудимости. Но позже он уяснил, что Вушин живет лишь для того, чтобы исполнять пожелания своего хозяина, защищать его личность и благосостояние; для Вушина это было высшими ценностями. Чернозуб, совершенно иначе понимая понятие верности, случалось, не слушался хозяина. Вушин знал это, по крайней мере догадывался, ибо монах слишком долго отсутствовал. И между ними уже не существовало прежних отношений, хотя Вушин только что спас его от кинжала Улада. Эдрия все изменила в его жизни.

Едва только Улад вернулся с перевязанной рукой, с восточной стороны появилась карета, влекомая четырьмя прекрасными серыми жеребцами, и остановилась у «Оленьего дома». Знаменосец с традиционным тотемом Кузнечиков спешился и с торжественным штандартом в руках застыл перед рестораном.