Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки - [22]

Практика показала, что сломать можно любого.

Ставя подпись, Лука предупредил чекистов, что никаких дальнейших показаний о деятельности контрреволюционной организации он дать не может. Тем не менее на следующее утро следователи потребовали этих показаний и после отказа их дать составили соответствующий акт. Святитель начал новую голодовку, требуя письменной возможности сообщить наркому о происшедшем (15).

Многие из тех, кто слыли друзьями семьи Войно-Ясенецких, его знакомые по профессиональной деятельности, дали показания следствию. Вот, например, что сказал следователю лечивший еще жену Валентина Феликсовича профессор М.И. Слоним:

«Протокол допроса подследственного

Слоним Михаила Ильича от 2/VI – 38 г.

ВОПРОС: Вы знали гр. Войно-Ясенецкого Валентина Феликсовича, с какого времени и при каких обстоятельствах с ним познакомились?

ОТВЕТ: Войно-Ясенецкого Валентина Феликсовича я знаю с 1918 года, познакомился с ним в частной больнице, принадлежавшей моим братьям Слоним Соломону Ильичу и Слоним Моисею Ильичу, где Войно-Ясенецкий работал в качестве врача-хирурга, а я в этой больнице как студент медицинского факультета Юрьевского университета работал практикантом под руководством Войно-Ясенецкого.

ВОПРОС: Что вам известно о социально-политическом прошлом Войно-Ясенецкого?

ОТВЕТ: Мне известно, что Войно-Ясенецкий из семьи потомственного дворянина, в прошлом земской врач, в Японско-русскую войну военный врач. Примыкал ли он к какой-либо политической партии мне не известно.

ВОПРОС: Что вам известно о контрреволюционной деятельности Войно-Ясенецкого?

ОТВЕТ: О контрреволюционной деятельности Войно-Ясенецкого я только могу сказать следующее, что Войно-Ясенецкий, являясь идейным и непримиримым врагом советской власти, в 1921 году принял сан священника и позже принял сан епископа, стал на путь активной борьбы с советской властью, за укрепление церкви, разрушаемой советской властью и большевиками, используя для этого свой большой авторитет профессора-хирурга среди верующих.

Будучи епископом, Войно-Ясенецкий проводил контрреволюционную деятельность, направленную против советской власти. Группировал вокруг себя весь контрреволюционный элемент для активной борьбы с советской властью. За эту контрреволюционную деятельность Войно-Ясенецкий был в 1923–1924 году осужден особым совещанием при бывшей Коллегии ОГПУ и выслан в Туруханский край, на какой срок не знаю.

Протокол с моих слов, записано верно, мне прочитан, в чем расписуюсь Михаил Слоним. Подпись М. Слоним.

Допросил пом. отдел упол. 4 отдела УГБ НКВД Уз сержант госбезопасности Боргин» (16).

На первый взгляд, Слоним не сказал следствию ничего того, что ему и так не было бы известно. Но из таких вот песчинок складывается гора обвинения. Не будем забывать, однако, что Слоним сам мог легко превратиться из подследственного в обвиняемого: ситуация страшного давления на него чувствуется в каждой фразе протокола. Другие коллеги по врачебной деятельности Луки не обошлись общими словами о контрреволюции. Так, помогавшая Войно-Ясенецкому в хирургическом гнойном отделении Рахиль Федермессер на допросе заявила: «В момент подготовки к выборам в Верховный Совет СССР, примерно в мае месяце 1937 года, Войно-Ясенецкий выразил недовольство по отношению выборов. В частной беседе с Войно-Ясенецким о том, что скоро будут происходить перевыборы в Верховный Совет СССР, он на это ответил, что «я человек гонимый политической партией и существующим строем за мои религиозные убеждения, поэтому участвовать в выборах не буду». Этот разговор Войно-Ясенецкого является антисоветским, т. к. он выразил недовольство существующему строю».

Ладно бы свидетель ограничился пересказом частных разговоров. Нет, Федермессер называет конкретные имена и тем самым открывает заплечных дел мастерам новое поле для деятельности: «Как мне известно, по совместной работе в институте Войно-Ясенецкий был в близких отношениях с профессором Стекольниковым, с доктором Левитанус, Ротенберг, доктором клиники Ташми Вениаминович Анной Ильиничной и доктором Кирилловой Евгенией Михайловной» (17).

Святитель мужественно претерпевал то, что было отпущено ему судьбой, всходил на свою Голгофу. В то же время его страдания были радостотворны, неотделимы от радости Воскресения, Пасхи. Бог укреплял его. И это чувствовали сокамерники. Некоторые из них, прежде чем идти на допрос, подходили к епископу за благословением. Сам святой дважды в день вставал на колени и молился, не замечая вокруг себя никого. В это время в камере неожиданно становилось тихо, раздиравшие людей ссоры затухали (18).

В Москве руководство НКВД осталось недовольно результатом ташкентского расследования, началось новое следствие, и к Войно-Ясенецкому снова применили пыточный конвейер. Однажды проводивший его чекист заснул. Его разбудил вошедший начальник Секретного отдела. «Попавший в беду чекист, прежде всегда очень вежливый со мной, стал бить меня по ногам своей ногой, обутой в кожаный сапог, – вспоминает епископ Лука. – Вскоре после этого, когда я уже был измучен конвейерным допросом и сидел низко опустив голову, я увидел, что против меня стояли три главных чекиста и наблюдали за мной. По их приказу меня отвели в подвал ГПУ и посадили в очень тесный карцер. Конвойные солдаты, переодевая меня, увидели очень большие кровоподтеки на моих ногах и спросили, откуда они взялись. Я ответил, что меня бил ногами такой-то чекист. В подвале, в карцере меня мучили несколько дней в очень тяжелых условиях» (19). В знак протеста владыка с 18 ноября 1938 года объявил очередную голодовку.