Святой Грааль. Во власти священной тайны - [9]

Но достойнейший муж так хотел поприветствовать юношу, что собрался с силами и проговорил:

— Подойдите сюда, друг мой. Не бойтесь меня, сядьте рядом со мной. Здесь вам ничто не грозит. Сядьте, повелеваю вам.

Юноша сел рядом с ним, и достойнейший муж вопросил:

— Откуда вы прибыли к нам, друг мой?

— Сир, — отвечал Персеваль, — я примчался сегодня утром из Бьюрепейра — так звучит название этого места.

— Да укрепит меня Бог, — отозвался достойнейший муж — Вы проделали сегодня долгий путь. Вероятно, вы отправились еще до того, как дозорный на башне протрубил зарю?

— Нет, воистину, сир, — отвечал ему юноша. — Честью клянусь, уже первый час протрубили.

Пока они беседовали таким образом, в раскрытую дверь вошел слуга. Он внес меч, висевший у него на шее, и преподнес его достойнейшему мужу. Тот наполовину извлек клинок из ножен и ясно увидел, где тот был сделан, ибо это было написано на мече. Из надписи он также узнал, что клинок сделал из столь превосходной стали, что секрет о том, как сломать его, не известен никому на свете, за исключением мастера, который выковал и закалил его. Слуга, принесший меч, сказал:

— Сир, прекраснокудрая дева, племянница ваша, прислала сей меч вам в подарок. Право, вы никогда не видели меча столь тонкой работы, что был бы столь же длинным и широким. Вы можете отдать его кому пожелаете, но моя госпожа была бы счастлива, если он попадет в надежные руки, из которых его не похитят. Тот, кто выковал этот меч, за всю жизнь сделал лишь три таких же, а сейчас он находится при смерти, так что меч сей — его последнее создание…

И господин, взяв поднесенный меч, приложил его к поясу юного гостя. О перевязи и ножнах подобает сказать отдельно. Головка эфеса меча была вылита из чистейшего арабского и греческого золота, а ножны украшены золотой венецианской нитью. Господин передал меч со всем его богатым убранством юному гостю и сказал:

— Поистине, брат мой, сей меч предназначен для вас, и я очень хочу, чтобы вы его приняли. Подойдите же, препояшьтесь мечом и носите его всегда.

Юноша поблагодарил его, препоясался перевязью так, чтобы она не сковывала его, извлек великолепный меч из ножен и, искренне полюбовавшись им, убрал его обратно. Меч прекрасно смотрелся у него на бедре, и еще прекрасней — в его руках, и казалось: когда настанет пора, он сумеет распорядиться им, как достойный воин, муж чести. Вскоре Персеваль увидел перед собой двух слуг, стоявших возле ярко пылавшего очага. В одном из них он узнал того самого слугу, что принял его оружие и доспехи, и тотчас передал ему подаренный меч. Затем он сел рядом с господином, который оказывал ему особые почести. И на всем свете не нашлось бы дома, чьи стены освещаются свечами, который бы сиял светлей, чем зал.

Пока они беседовали мирно, переходя с предмета на предмет, из смежной залы в зал вошел слуга: он нес в деснице белое копье, держа его за середину древка. Прошествовал он между очагом и теми, кто сидел на ложе. Все находившиеся в зале узрели белое копье и белый-белый наконечник; и кровь текла за каплей капля из кончика его. Одна из капель, заалев, на руку юноши скатилась. Гость с изумленьем глядел на это чудо, совершившееся сегодня в ночь, но — удержался и не спросил, как это может быть, поскольку помнил о совете мужа, что в рыцари его недавно посвятил. Тот муж учил его не задавать вопросов лишних, и юноша решил смолчать: он опасался, что его сочтут невежей неучтивым, коль он задаст такой вопрос, и — воздержался от расспросов. Затем явились два оруженосца; в руках они несли подсвечники из золота чистейшего, украшенные черною эмалью. Оруженосцы, что несли подсвечники, сияли юношеской красотою. В подсвечниках у них горели свечи по десять счетом в каждом. За юношами следовала дева, прекрасная, в прелестном одеянье; в руках она несла Грааль. Когда она вошла, неся Грааль, вокруг разлился столь пречудный свет, что свечи вмиг утратили свой блеск, как звезды и луна при свете солнца. За нею следом шла другая дева, державшая серебряное блюдо. Грааль, несомый впереди, был сделан из прекраснейшего злата, украшен драгоценными камнями, ценнейшими и лучшими из всех, какие только есть в земле и в море: те камни, что блистали на Граале, все прочие, бесспорно, затмевали. Участники процессии прошли неторопливым шагом мимо ложа и через дверь ушли в другую залу. И юноша их видел пред собою и снова не посмел задать вопроса о том, кто тот достойный, коему Грааль сам служит[30], он в сердце свято помнил и хранил запрет и наставленье старика. Боюсь, что поступил он неразумно, но говорят (я слышал это сам), что в случае нужды муж чести может и очень мало говорить, и много — греха или запрета в этом нет. Не знаю, принесет ли Персевалю молчание его добро или зло, но все ж он удержался — не спросил.

Затем хозяин дома повелел подать воды и полотенца. Те, чьей обязанностью это было, исполнили его распоряженье, и господин и юноша неспешно умыли руки теплою водой. Два отрока внесли изящный стол, резной, из кости, прочный и удобный — как сказано в той книге, в каковую и я заглядываю иногда, он сделан был из цельного куска — и постояли несколько мгновений пред господином с юным гостем, пока вошли другие двое слуг и принесли с собою двое козел. Древесные стволы, из коих искусно были сделаны те козлы, великолепным свойством отличалась: особой прочностью и долговечностью. Эбеновое дерево то было; оно и не гниет, и не горит, выдерживая оба эти зла. Вот — стол резной поставили на козлы и скатертью покрыли дорогой. Что мне сказать о скатерти роскошной? Ни папа, ни легат, ни кардинал обеда не вкушали никогда за таковой слепящей белизной. На первом блюде им подали румяную оленью ножку, приправленную специями с перцем и плававшую в ароматном жире. Им подали и много сладких вин — изысканных, душистых, дорогих, и золотые кубки для питья. Слуга рукой умелой нарезал им лучшие куски оленьей ножки, сложив их на серебряное блюдо, и подавал с румяными ломтями воздушного, поджаристого хлеба. Тем временем пред ними вновь Грааль неторопливо-чинно пронесли, но юноша опять не вопросил,