Святой Грааль - [47]

У него был вид человека, из последних сил старающегося сохранить остатки достоинства. И, к сожалению, это удавалось ему с трудом. И дело вовсе не в одежде с чужого плеча — знавала я тех, кто и в рубище выглядел повелителем! — а в том, что, очевидно, творилось у него в душе. Но приступать с расспросами я не сочла возможным и лишь понадеялась, что после должного отдыха мой деверь почувствует себя лучше.

Я, как могла, поблагодарила Робера, но мне показалось, что он ожидал большей или, скорее, иной похвалы. Вообще, в последнее время наши отношения с ним как-то… нет, не то чтобы испортились, но неуловимо изменились. В той ситуации, когда только мы двое знаем всю правду, мне хотелось бы чувствовать, что мы на самом деле — вместе. А сейчас мне так не кажется… Он по-прежнему советуется со мной и с готовностью выполняет мои просьбы, но — Боже мой! — как он это делает! Иногда, кажется, лучше бы и вовсе не выполнял!

В последнее время я боюсь проснуться однажды утром и обнаружить, что я ему больше не нужна. А такое вполне может случиться — ведь сейчас с ним происходит то, что уже происходило на моих глазах с другими: он почувствовал вкус подлинной власти. Правда, в этом вкусе он не разобрался. Словно изысканное блюдо подали голодному, три дня не евшему человеку…

Из всех, кого я знала, только Юсуф, пожалуй, спокойно принимал свое положение, но не только потому, что был рассудительным и мудрым, а потому, что успел к этому положению привыкнуть. А вот Ричард не привык, и пил власть как вино — жадно и взахлеб. Каков же будет король Робер? Он иногда так пугающе напоминает мне Ричарда, что уж и не знаю, чем все может кончиться. Власть меняет людей, и далеко не всегда в хорошую сторону…

Но не буду думать о плохом. Подумаю о чем-нибудь приятном. В конце концов, я теперь свободна от уз этого ужасного брака! Может, выйти еще раз замуж? Но за кого? Даже два моих самых рьяных поклонника не годятся: этот одержимый уже женат на милом ребенке (надо будет, кстати, завтра снова заняться с Элли вышиванием!), а вечно пьяная пародия на духовное лицо мужем не может быть в принципе. Да и так ли уж мне надо замуж? Мое нынешнее положение таит в себе куда больше преимуществ… Да, кстати, не мешало бы обсудить с моим дорогим "сыном" вопросы наследства, которое должно перейти ко мне как к вдове Ричарда. Понимаю, что для Робера это вряд ли важно, во всяком случае, пока. Ведь он не знает, в чем оно заключается.

Он вообще еще очень многого не знает, но тут уж ничего не поделаешь — чтобы разбираться во всех тонкостях, надо в этом мире вырасти. Хотя вот Джон — он, казалось бы, лучше любого другого знает и понимает все, что нужно настоящему королю. Но каков результат? А Робер за пару лет преодолел путь от разбойника до короля. Не знаю, кому бы еще это было под силу.

Просто иногда мне бывает очень грустно… И одиноко… Но такова уж, видимо, моя судьба. По сравнению со жребием принца Джона это далеко не самое худшее.

При этой мысли я сразу вспомнила, что до сих пор так и не объяснила единственному оставшемуся в живых сыну и наследнику Генриха Плантагенета, что же на самом деле собой представляет его венценосный "племянник" и его окружение. Да, это оказалось совсем непросто, потому что и на следующий день я увидела перед собой человека, который словно только что пробудился от страшного сна и до сих пор не понимает, где он — в привычной жизни или в еще большем кошмаре. Конечно, я не ждала, что Джон примется балагурить и вести себя как Солсбери или Адипатус. Как там говорила Джоанна? Толстяк-слизняк? Толстым он не был, но почти все время молчал и держался со всеми скованно и неловко. Не знаю, таковы ли слизняки, но надо признать, что и желающих выказать ему каким-либо образом свое почтение, помимо формальных церемоний в день приезда, оказалось немного… Его бывшие сторонники не жаждали обратить на себя его внимание, а те, кто раньше сражались против него — и подавно.

Да, на нем теперь была богатая одежда, его светлая борода была аккуратно подстрижена и расчесана, кожа умащена розовым маслом, к столу ему подавались лучшие блюда, а под рукой всегда был слуга, готовый выполнить любое его распоряжение… но все это происходило лишь потому, что я сама отдала соответствующие приказания.

Я могла заказать для него и другую одежду или украшения, постараться придумать еще дюжину тем для разговоров, усаживать каждый раз рядом с собой во время трапез, и сделать еще множество вещей, которые обрадовали бы любого, чуть менее знатного и родовитого человека. Но не в моих силах было дать брату короля Ричарда то положение при королевском дворе, которое он должен был бы занимать по праву, раз уж он здесь оказался. Это мог сделать только Робер. Должен был бы сделать, если уж предпринял столь рискованное путешествие для того, чтобы увезти Джона к нам в Англию! Но, казалось, что бедняга и нужен был Роберу только для того, чтобы мой сын смог еще раз продемонстрировать свои таланты. И привезя его в Тауэр и насладившись произведенным на окружающих впечатлением, Робер тут же занялся другими делами и о Джоне совершенно забыл. Так дитя, наигравшись с щенком или котенком, бросает его ради другой, более увлекательной игры… Нет, Робер вовсе не был ни жестоким, ни грубым, я не раз имела возможность в этом убедиться. Напротив, если он хотел, то мог быть очень нежным. Но, впрочем, это к делу не относится… Он просто, по своему обыкновению, о подобных вещах не задумывался. Его ближайшее окружение тоже не выказывало ни малейшего интереса к гостю, а придворные попроще… что ж, они, как и следовало ожидать, выжидали, куда подует ветер. А Джон… Мне было больно смотреть на его растерянное лицо и словно постоянно извиняющуюся за что-то улыбку, с которой он принимал все происходящее.