Святослав - [14]

Вдова отвечала с достойным смирением:

– Любезны мне речи ваши. Мужа моего уже не воскресить. Хочу воздать вам завтра честь. Ныне же идите к ладье своей. И вознесут вас люди на Гору в ладье.

Древлянские послы согласились, забыв, что путешествие посуху в ладье не только свадебный обряд, но и похоронный. В ладье, поставленной на горящий костер, славяне отправлялись в свой последний путь…

Утром люди Ольги понесли на руках древлянскую ладью, а послы сидели в ней, величаясь и красуясь, в золотых нагрудных бляхах. Принесли их на княжеский двор и вместе с ладьей опустили в глубокую яму.

– Хороша ли вам честь? – сурово спросила Ольга, приблизившись к краю ямы.

– Горше Игоревой смерти! – простонали послы, прощаясь с жизнью.

И повелела Ольга отрокам своим засыпать послов живыми вместе с ладьей, и отроки исполнили повеление княгини. То была первая месть княгини Ольги.

Потом прислали древляне других своих мужей, самых лучших и знатных, и они тоже приняли в Киеве лютую и стыдную смерть: сожгли их в бане, подперев двери осиновыми кольями. То была вторая месть Ольги.

А третья свершилась под стенами Искоростеня, куда Ольга пришла с дружиной будто бы для тризны по убитому мужу. Древляне, желая мириться, привезли множество хмельных медов и различных яств, поили мужей и отроков Ольги, но больше сами пили, теряя разум. Дружинники Ольги насыпали великий курган, но не медом из кубков окропили его, а кровью – охмелевшие древляне были изрублены мечами. Люди говорили, что над могилой князя Игоря нашли смерть пять тысяч древлян. Никто не считал посеченных древлян, потому что Ольга торопилась вернуться в Киев.

Княжичу Святославу врезался в детскую память горестный плач киевлян по Игорю. И древлянских послов он тоже запомнил, потому что необычными показались мальчику люди в лохматых шапках, с большими желтыми бляхами на длиннополых кожаных кафтанах, громкоголосые и неуклюжие. Запомнились презрительные и недоброжелательные взгляды, которые они кидали на него, княжича, обычно окруженного лаской и почтительным вниманием. Святославу было одновременно и страшно и обидно, и он сжимал дрожавшими пальцами рукоятку своего маленького меча. Кто-то из послов отчетливо произнес:

"Волчонок!" Недовольно загудели киевские бояре и мужи, но Ольга смирила их строгим взглядом и продолжала говорить с послами князя Мала доброжелательно, как будто не расслышав обидного слова…

А вот как древлянских послов закапывали живыми в землю и жгли в огне, Святослав не мог потом припомнить, как ни старался. Отроки пробегали по гриднице с обнаженными мечами – это было. И шум был железнозвонкий на дворе, будто бились две рати. Но когда княжич Святослав подбежал к оконцу, только какие-то пыльные тела лежали посередине двора. Может, то и были древлянские послы?

Кормилец Асмуд после рассказывал, что Ольга ходила с дружиной в древлянские земли и многих древлян побила, мстя за мужа своего. Но все это миновало княжича. Видно, щадила его мать, не пожелала приобщать к кровавой мести.

Прошли годы…

ХАЗАРСКИЙ ПОХОД

Глава 1

О том, что пора сбить хазарский замок с волжских ворот торговли с Востоком, говорили уже давно. И не только в свободе торговли было дело.

Великое движение киевских князей на дальние окраины славянских земель замедлилось, споткнувшись на вятичском пороге. Вятичи, населявшие лесистое междуречье Оки и Волги, продолжали платить дань хазарам, и, чтобы поставить их под власть стольного Киева, необходимо было скинуть с них хазарское ярмо. Дорога в вятичскую землю пролегала через хазарскую столицу Итиль…

Для людей, населявших соседние с Хазарией земли, Итиль был жестоким городом.

Сюда их приводили в оковах и на невольничьих рынках продавали, как скот, иудейским и мусульманским купцам.

Сюда на скрипучих двухколесных телегах и в перегруженных, осевших в воду до края бортов, вместительных судах привозили дани, собранные с подвластных хазарам народов безжалостными тадунами[21].

Отсюда приходили хищные ватаги хазарских всадников и, прокравшись по оврагам и долинам степных речек, обрушивались огнем и мечом на беззащитные земледельческие поселения.

Опасность, угрожавшая со стороны Итиля, казалась соседям вечной и неизбывной, и только немногие, самые мудрые, догадывались, что сама Хазария больна, тяжело больна, а награбленное чужое богатство придавало ей лишь внешний блеск, но не исцеляло внутренние недуги.

Потом, после гибели Хазарии, люди станут гадать, когда она покатилась к упадку, будут искать причины внутри и вне ее.

Может, упадок Хазарии начался в восьмом столетии, когда на нее обрушилось арабское нашествие? Каган, правитель Хазарии, склонился перед грозной чужеземной силой, принял из рук халифа урезанную власть, отдал себя под защиту наемной гвардии мусульман-арсиев…

Может быть, ослабляющий удар Хазария получила не извне, а изнутри, в девятом столетии, когда против кагана-мусульманина подняли мятеж хазарские беки? Могучий и честолюбивый бек Обадий тогда объявил себя царем, а каган превратился в почитаемого чернью, но безвластного затворника кирпичного дворца в городе Итиле. Царь Обадий насаждал в Хазарии иудейскую веру, которая еще больше разъединяла людей и привела к кровопролитной междоусобной войне.