Святое озеро - [7]

— В памяти!

— Вне оной, забылся; забылся, говорю! Ты бы, знашь, как должен чтить-то меня, если памятуешь добро-то мое. Ты бы должен прийти и сказать мне: вот, Харитон, за то, что ты меня нищего призревал, хочу я взыскать тебя своей помощью: на тебе озеро, владей им! А ты вместо того обманный вексель требуешь с меня… по совести ли это, а?

— Объясни, почему ты опасаешься дать мне вексель? — лукаво усмехнувшись, спросил Петр Никитич. — Ведь ты хорошо знаешь, что я возьму его только тогда, когда дело будет наверное обделано мной, что обмануть я тебя не обману по той простой причине, что в этом деле заключается обоюдная наша выгода. Чего ж ты опасаешься, а?

— Скажи ты мне наперво, кто ты таков? — гордо глядя на него, спросил Харитон Игнатьевич. — Каким ты званием почтен: дворянин ли ты, купец ли, крестьянин ли?

— Ссыльнопоселенец! — спокойно ответил Петр Никитич.

— А-а-а! Стало быть, человек въяве ошельмованный, хе-хе! Так могу ль я к тебе какое доверие питать, а?

— Не доверяешь, и не нужно! Одинаково ведь и я, милый друг, не могу доверять человеку, который два раза в остроге сидел по подозрению в грабеже и прикосновенен к десятку дел о подлоге.

— А все-таки я не посельщик, все-таки моя честь при мне!

— Ну, честь-то у нас с тобой, Харитон Игнатьевич, тоньше паутины, постороннему-то глазу едва ли приметна! Будем-ко правду говорить, а не вилять хвостами. Дело все в том, что мы очень подробно знаем друг друга: выходит, что я коса, а ты камень. Смекнул ты сразу, что озеро взять в аренду выгодно. Знаешь, что дело с моей стороны о передаче его будет темное, рискованное, а тебе это и на руку. Вот ты теперь и измышляешь, какими бы тебе путями обойти меня и завладеть озером одному, потому что судиться с тобой я не посмею, так как сам на себя никто петли не накинет. Верно или нет? Ну-ко, скажи на-прямки, стыдиться-то нам друг друга нечего…

— Ну, въяве вижу теперь, что недаром тебе на приисках кудри-то расчесывали! — ответил покрасневший до ушей Харитон Игнатьевич.

— Уму учили!

— И выучили, уме-е-ен! Впрок пошла тебе эта грамота. Не умру, поколь не увижу тебя в атласе да бархате. Так что ж, селяночкой, что ли, заедим душевное-то расположение друг к другу… а?.. Хе-хе-е? — шутливо спросил Харитон Игнатьевич.

— От селянки я не прочь, кушанье хорошее…

— Люблю я ее, особливо, когда это с пылу-то она, да шипит это, шипит, хе-хе, а груздочки в ней так и прискакивают, словно заманивают тебя, хе-хе… как ты теперь меня, к слову сказать. Откровенный ты человек, Петр Никитич, люблю я таких-то, что начисто узоры выводят, право! Теперь и я тебе скажу свое душевное слово: не сердись ты на меня, что я тебя по колоченным-то ребрам щупал, это я тебя нарочно пытал, что можно ли еще с тобой темные-то дела вести, не возьмет ли опаска…

— Ну, можно ли? — с иронией спросил Петр Никитич.

— Дока, брат, ты до-о-ка! Вот уж про тебя можно сказать твое же слово: что со всякого крючка сорвешь червячка! Откровение это тебе бог дал!

— Не пожалуюсь, умом не обижен! — самодовольно ответил Петр Никитич.

— О-о-ох… великое дело, коли ум в человеке есть, — качая головой, глубокомысленно продолжал Харитон Игнатьевич. — С умом человеку и родительского наследья не надоть. Спросите меня, с чем я жить пошел на белом свете, а-а? С двумя гривнами. А слава тебе господи, и домик сорудовал, и в домике теперь пустого места не найдешь. До тридцати лет у всех на языке был Харитошкой, а теперь всякий ко мне с почетом да уважением относится, всякий чтит меня Харитоном Игнатьевичем. А все ум, ум! Не будь у тебя ума, разве ты бы додумался до этакой фортуны, а? А векселя, друг, я все-таки не дам тебе! — лукаво, но пристально посмотрев на него, заключил он.

— Не дашь, так к другому пойду!

— Хе-е, хе-хе-е-е! Знаю, знаю, милый ты человек, что на этакую рыбу, как Святое озеро, самоловов много найдется; да не бойся! Это я так, шучу. Страсть моя, друг, шутки шутить. Другой, кто не знает меня, подумает, что я невесть какой плут, а я, по душе тебе скажу, — простой человек, что твой младенец, ей-богу. А поломаться люблю… люблю…

— Со мной бы нечего шутки шутить, Харитон Игнатьевич, насквозь друг друга видим!

— А все ж как-то вот легче стало, любовней ровно, как супротивным-то словом перекинулись. По крайности увидели, что друг друга стоим, хе-хе-е!.. Дарья, неси-ка селяночку-то, коли готово! — благодушным тоном крикнул Харитон Игнатьевич, подойдя к двери. — Вот, друг ты мой, — снова начал он, когда в комнату вошла жена его, неся в руках тарелки и чистую скатерть на стол, — разведи меня с бабой, озолочу! Ну что, как в купечество выйдешь, как ты в люди-то с этаким перестарком покажешься, а?

— О-ох, уж молчал бы, купец! Кто тебя еще в купцы-то пустит, спросил бы наперво! — ответила жена, обведя его насмешливым взглядом и, быстро отодвинув стол от стены, накрыла его скатертью.

— Хе-хе-хе-е!.. Заживо тронуло! Ну, ну, не сердись, Дарья Артамоновна, я ведь шучу! На нас и в мещанстве господь оглядывается! — произнес Харитон Игнатьевич, хлопнув ее ладонью по широкой спине. — Двоих укомплектует, а-а? Вот нам какую под старость господь супругу послал, хе-хе-е! — обратился он к Петру Никитичу.