Святилище - [65]

— Чьих денег?

— Остатки? — возмутился Юджин. — Остатки? — повторил он прерывающимся голосом. — Кто-то хочет оскорбить меня…

— Ему жаль денег Рыжего.

— Кому?

— Джо, дешевому сукину сыну.

— Раз так, давайте перенесем похороны. Это не единственное заведение в городе.

— Перенесем Джо.

— Уложим этого сукина сына в гроб. Пусть будет двое похорон.

— Остатки? Остатки? Кто-то хочет…

— Уложим сукина сына в гроб! — пронзительно завопила женщина в красном. Все бросились к двери, где стоял, размахивая руками, владелец, сквозь рев толпы раздался его пронзительный вопль, он повернулся и побежал.

В главном зале пел приглашенный из варьете мужской квартет. Певцы слаженно выводили колыбельную песню «Мой сыночек». Все сидящие пожилые женщины плакали. Официанты принесли им пунша, и они, плача, держали стаканы в пухлых, с кольцами, руках.

Оркестр заиграл снова. Женщина в красном, пошатываясь, вошла в зал.

— А ну, Джо, — заорала она, — открывай игру! Убери к черту этого жмурика и открывай игру!

Какой-то мужчина попытался ее урезонить; она обрушила на него взрыв непристойной брани, потом подошла к покрытому черным крепом столу и швырнула на пол венок. Владелец, сопровождаемый вышибалой, бросился к ней. Схватил, когда она поднимала другой. Тот, кто пытался урезонить ее, вмешался, женщина пронзительно выругалась и, не разбирая, стала колотить их обоих венком. Вышибала схватил мужчину за руку; тот вырвался, бросился на вышибалу и, опрокинутый ударом кулака, отлетел на середину зала. Вмешались еще трое мужчин. Упавший поднялся, и все они вчетвером бросились на вышибалу.

Вышибала сбил первого с ног, увернулся и с невероятным проворством выскочил в главный зал. Там играл оркестр. Его тут же заглушило внезапное столпотворение, треск стульев и крики. Вышибала обернулся и встретил натиск четверых мужчин. Они сцепились; еще один отлетел и проехал на спине по полу; вышибала отскочил. Затем повернулся и бросился на них; завертясь, они отлетели к гробу и ударились о него. Оркестр перестал играть, музыканты с инструментами взобрались на стулья. Венки разлетелись; гроб зашатался.

— Держите! — раздался чей-то голос.

Люди бросились вперед, но гроб тяжело рухнул на пол и распахнулся. Труп медленно, спокойно вывалился и замер, лицо его оказалось внутри венка.

— Играйте что-нибудь! — закричал владелец, потрясая руками. — Играйте! Играйте!

Когда труп подняли, на нем повис венок, вонзившийся скрытым концом проволоки в щеку. С головы свалилась кепка, обнажив маленькое синее отверстие посреди лба. Оно было аккуратно залеплено воском и закрашено, но воск вылетел и потерялся. Найти его не смогли, но, отстегнув кнопку на козырьке, удалось натянуть кепку до самых глаз.

Когда похоронный кортеж достиг центра города, к нему присоединилось еще несколько машин. За катафалком следовало шесть туристских «паккардов» с открытым верхом, наполненных цветами, за рулем сидели водители в ливреях. Выглядели машины совершенно одинаково, они принадлежали к тому типу, что сдается напрокат лучшими агентствами. За «паккардами» следовал целый ряд такси, родстеров, седанов, увеличивающийся, пока процессия медленно двигалась по тесным улицам, где из-под опущенных штор выглядывали лица, к главной магистрали, ведущей из города к кладбищу.

На авеню катафалк увеличил скорость, процессия стала быстро растягиваться. Вскоре такси и частные машины начали разъезжаться. На каждом перекрестке они сворачивали в стороны, и наконец с катафалком остались только «паккарды», в которых не было никого, кроме водителей. Улица была широкой, уже пустынной, с белой чертой посередине, уходящей в асфальтовую пустоту. Вскоре катафалк развил сорок миль в час, потом сорок пять, потом пятьдесят.

Одно из такси подъехало к воротам мисс Ребы. Вышла она, за ней тощая женщина в скромной, строгой одежде, с золотым пенсне на носу, потом невысокая пухлая женщина в шляпке с плюмажем, уткнувшаяся носом в платок, и маленький круглоголовый мальчик лет пяти или шести. По пути к решетчатому вестибюлю женщина с платком устало всхлипывала. Собачки за дверью подняли визг. Когда Минни открыла дверь, они бросились к ногам мисс Ребы. Та отшвырнула их пинками. Оживленно лая, они снова бросились к ней, она снова отшвырнула их с такой силой, что они глухо ударились о стену.

— Входите, входите, — пригласила мисс Реба, приложив руку к груди. В доме женщина с платком громко зарыдала.

— Как мило он выглядел! — всхлипывала она. — Как мило выглядел!

— Ну-ну, — сказала мисс Реба, ведя женщин к себе в комнату. — Пойдемте выпьем пива, вам станет легче. Минни!

Женщины вошли в комнату, где стояли шкаф с украшениями, сейф, ширма и задрапированный черным портрет.

— Садитесь, садитесь, — выдохнула мисс Реба, придвигая кресла. Села сама и с трудом нагнулась к ногам.

— Дядя Бад, голубчик, — сказала плачущая женщина, утирая слезы, — иди расшнуруй ботинки мисс Ребе.

Мальчик на ощупь развязал шнурки и снял ботинки.

— Еще б ты, голубчик, вынул мне из-под кровати шлепанцы, — попросила мисс Реба.

Мальчик достал шлепанцы. Вошла Минни, за ней вбежали собачки. Они сразу же бросились к мисс Ребе и принялись теребить только что снятые ботинки.