Святилище - [9]

Машина Дианы стояла на подъездной дорожке, когда я подъехала. Проходя через дверь, я опустила рукав. Диане станет любопытно, если она увидит повязку, не говоря уже о том, что она разозлится, если увидит татуировку.

— Что с тобой случилось, детка?

Она вышла из кухни с ложкой в руке.

— Ничего. Тусовалась с… хм, Тиган.

Брови Дианы взметнулись вверх.

— Тиган только что звонила узнать, пойдёшь ли ты на заупокойную службу завтра вечером.

Великолепно. Тиган решила стать благопристойной в самый неподходящий момент. Я опустилась на стул у кухонного стола.

— Мне нужно было немного побыть наедине с собой. Я решила прокатиться.

Она нахмурилась.

— Тебе, в самом деле, надо больше времени побыть наедине?

Я закрыла глаза, чтобы она не увидела, как я их закатываю.

— Я не знаю, что мне нужно, Диана. И не уверена, имеет ли это значение.

— Для Нади это будет иметь значение.

Я поморщилась. Когда я видела во сне Надю, единственное, что имело для неё значение — побег от боли. Как я и предупреждала её, это не закончилось после самоубийства.

— Ты этого не знаешь.

Диана развела руки. Ей хотелось обнять меня, но она знала, что лучше не пытаться. Вместо этого она скрестила их на груди.

— Ты была важна для неё, и не притворяйся, что не знаешь этого, — она прищурила глаза. — У тебя снова кошмары, да? Это всего лишь сны, детка. Плохие сны, я знаю, но они остаются просто снами.

Я повернулась к ней спиной, открыла шкафчик и ненавидящим взглядом уставилась на тарелки и стаканы. Мои кошмары не были похожи на сны. Во вчерашнем кошмаре кудахчущая старушка пыталась утащить Надю — подобно какому-то животному. "Прекрасна, — говорила она Наде. — Ты идеальна". Это был другой голос, не тот, что нашёптывал мне во многих моих собственных кошмарах, но она произнесла те же самые зловещие слова. Когда Надя убежала, злое животное погналось за ней — на четвереньках, шлёпая ладонями и ногами по булыжной мостовой. Я проснулась ещё до того, как увидела, что случилось с Надей.

— Ты думаешь, что могла бы спасти её. Ты чувствуешь себя виноватой, — прокомментировала Диана, протягивая руку и хватая две тарелки.

— Конечно, я чувствую свою вину, — хрипло ответила я, вытирая рукавом слезящиеся глаза. — Ты бы слышала, что я ей сказала в тот вечер. А что, если я сама довела её до этого?

Она покачала головой и неодобрительным тоном произнесла мм-мм-мм.

— Как ты думаешь, Надя хотела бы, что ты себя так чувствовала? Это девушка была очень хорошая. Жаль, что она не любила себя так же сильно, как всех остальных. Она оставила неизгладимый след в этом мире и в тебе. Когда ты переехала ко мне год назад, я боялась, что ты снова окажешься в колонии, но вместо этого ты здесь и поступаешь в колледж!

Да, именно из-за Нади у меня было такое будущее. А что я сделала для неё? Она сказала, что я была той, кто помогал ей обрести почву под ногами, той, кто видела дальше тривиальных вещей. Она сказала, что я нужна ей, потому что я была настоящая. Сильная. Смешная. Хорошая. Я всерьез начала верить в эту чепуху о себе, верить, что у меня есть что-то, что я могу дать ей взамен всего, что она дала мне. А потом я ушла от неё именно тогда, когда она нуждалась во мне больше всего.

Я прижала руку к повязке и позволила боли пронзить всё моё тело. Я заслужила эту боль. Вспышка паники прострелила меня, когда тёмный город вспыхнул перед моими глазами. Я отдёрнула руку от татуировки, словно она обожгла меня, и реальный мир вернулся.

Диана предложила мне тарелку.

— Хочешь поговорить об этом, пока мы обедаем?

Боже, нет.

— Прости меня, Диана. Обед выглядит великолепно, но я собираюсь сделать кое-какую домашнюю работу, а потом лягу поспать.

Она грустно улыбнулась мне.

— Если я понадоблюсь тебе, детка, я всегда рядом.

Я вернулась в свою комнату и разбросала фотографии Нади по полу. Почти на всех у Нади была улыбка "я-правлю-миром". Я пролистала снимки, удивляясь, как кто-то настолько уверенный в себе, настолько живой, мог вообще хотеть причинить себе боль. Затем я добралась до одной из фотографий, которую сама сделала, когда мы сидели на трибунах, наблюдая за тренировкой мальчиков по бейсболу.

На этом снимке она смотрела в пространство тусклыми, затравленными глазами. Это было лицо человека, который мог выпить достаточно таблеток, чтобы убить себя много раз. Такое же лицо было и на моей руке. Именно так она выглядела, когда думала, что никто за ней не наблюдает. Сначала я подумала, что это случайность. Ни в одном из моих других снимков не было и намёка на эту печальную, отчаявшуюся Надю. Но потом я вспомнила все остальные фотографии на моей камере, те, которые я не сочла достойными печати. Конечно, их было не так много, но они были, начиная ещё с прошлого лета. Фотографии Нади, пойманной в моменты истины, слишком рассеянной или измученной, чтобы выдать эту захватывающую дух улыбку на её лице.

Мое зрение затуманилось под тяжестью слёз. Как я могла позволить уйти ей? Я собрала все фотографии, лучшие моменты моей жизни с единственным другом, который у меня когда-либо был. Отнесла их на задний двор и подожгла на маленьком угольном гриле Дианы.