Святилище - [62]

Я с подозрением посмотрела на Анну.

— Я думала, у тебя вкус получше.

Анна фыркнула.

— Это мило. Раньше я смотрела только мелодрамы, но решила взяться за нечто новое, когда мой английский стал лучше. Я даже не хочу знать, что ты увидишь, когда включишь его.

— Ты хочешь сказать, что для каждого, кто включает телевизор, идёт разная программа?

— Конечно, — сказал Малачи. — Он показывает то, что хочешь увидеть ты. Но тут плохо ловит.

— И они никогда не показывают мои любимые эпизоды, — пожаловалась Анна, бросая подушку в Малачи.

Я закатила глаза. Конечно. Всё, что ты хочешь посмотреть, но ты не можешь смотреть в хорошем изображении, было много рекламных роликов, и это никогда не удовлетворяло твои желания. Телевидение в аду.

Малачи пристегнул дубинку к поясу и посмотрел на меня.

— Я собираюсь по-быстрому обойти восточную часть и посмотреть с какой деятельностью Мазикинов нам придётся иметь дело. Мы используем эту квартиру как нашу базу и начнём обыскивать зону завтра, хорошо? Будем ходить от двери к двери, если понадобится.

— Спасибо, — тихо сказала я, тронутая его вниманием.

Он улыбнулся мне, кивнул Анне и вышел за дверь.

Анна встала и пошла на кухню. Она открыла хлебницу на столешнице и, вздрогнув, быстро закрыла её. Она порылась в кладовке, достала банку овощей и немного консервированного мяса. После нескольких бесполезных секунд поисков консервного ножа, она выхватила простой нож и вскрыла банки. Тошнотворные хлопки кусочков пищи, падающих на дно миски, вынудили меня отвернуться. Я не хотела, чтобы Анна чувствовала себя хуже из-за того, что ей приходиться есть эту гадость, поэтому я утащила свой бурлящий желудок в гостиную.

Я раздвинула занавески как раз вовремя, чтобы увидеть, как Малачи идёт по улице, направляясь вглубь зоны, его широкие шаги были плавными и уверенными. Я прижалась лбом к прозрачному стеклу, цепляясь за его силуэт как можно дольше.

— Он ненадолго. Не беспокойся о нём, — вкрадчиво сказала Анна. Я обернулась и увидела, что она с ложкой в руке копается в коричневой каше в миске. — Он знает, как не попадаться никому на глаза.

— Похоже, они все знают, кто он такой. Они называют его по имени, — сказала я.

Казалось, что это сделает его мишенью, а он был один, и никто его не прикрывает.

— Конечно, знают. Для Мазикинов он страшилище. Он был их худшим кошмаром в течение десятилетий и преуспел в удержании их численности на довольно маленьком уровне до недавнего времени.

— А как насчёт тебя? Как так вышло, что они не знают тебя так же хорошо? Они хотели завербовать тебя, так что, вполне очевидно, что они понятия не имели, что ты Страж.

Анна остановилась посреди своего методичного зачерпывания и жевания.

— Малачи позаботился об этом. Никто из тех, кто видел меня, не выжил. Все допросы он проводит сам. Он сам ходит во все худшие места. Так будет лучше, потому что я могу служить приманкой. Теперь, конечно, всё испорчено, потому что Сил сбежал.

Я закрыла глаза, желая избавиться от чувства вины.

— Мне очень жаль, Анна.

— Это не могло длиться вечно. У Мазикинов странная коллективная память. Я удивлена, что это работало так долго. В любом случае, есть обратная сторона того, что Мазикины знают Малачи в лицо. Это делает их осторожными. Даже если они заметят его, что маловероятно, они не нападут, если только не будут сильно превосходить его численностью.

Мой желудок совершил неприятнейший кувырок, и я бросила на Анну кислый взгляд.

— Ох, хорошо. Спасибо за этот образ.

— Лила, этот парень может сам о себе позаботиться. С чего вдруг твоей работой стало беспокойство о нём?

Потому что я забочусь о нём гораздо больше, чем следовало бы.

— Это не так… но разве это не должно быть твоей обязанностью?

Анна натянуто покачала головой.

— Никоим. Образом. Мы коллеги. Если он подставится под убийство, то только потому, что он оказался глуп.

— Теперь я знаю, что ты лжёшь.

Анна ткнула в меня ложкой.

— Девочка, ты понятия не имеешь, через что мы прошли, так что советую тебе держать рот на замке.

Я не рискнула больше говорить. Вместо этого я закатила глаза и отвернулась к окну. Малачи исчез из виду. Я уставилась на то место, где он только что был.

Анна вздохнула.

— Послушай, мне очень жаль. Я не могу позволить себе испытывать какие-либо чувства к Малачи. Я знаю его почти сорок лет, и мы вместе истекали кровью, вместе смеялись и вместе сражались всё это время. Он мне как брат. Но я не могу заботиться о нём подобающе. Если бы я это сделала, то, возможно, не пережила бы этого. Ты можешь это понять? Он уйдёт или его убьют. В любом случае, его не станет.

Голос Анны дрожал, и в нём я услышала слёзы, которые она не хотела проливать. Я решила рискнуть быть выпотрошенной ложкой.

— Говоря это, ты имеешь в виду отнюдь не Малачи.

Миска с грохотом упала в раковину.

— Хорошо. Ты хочешь услышать об этом? Обо мне и Такеши? Пусть это будет твоим уроком, потому что не думай, что я не вижу, что происходит между тобой и Малачи, — она видела, как я открыла рот, чтобы возразить. — Заткнись и слушай.

— Сначала тебе нужно понять: я пришла сюда из скверного места. Сальвадор не похож на Америку. После смерти папы, мама работала в поле с утра до ночи, и я тоже. Мне не было и восемнадцати, а спина и руки болели так сильно, что иногда мне не хотелось двигаться. Я смотрела на маму, измученную и сгорбленную, и понимала, что это моё будущее. Но я также знала, как велик мир… мои родители позволили мне ходить в миссионерскую школу, когда я была маленькой девочкой. Наверное, они потом об этом пожалели… я отчаянно искала возможность вырваться из Ранчо Вьехо.