Святая тьма - [53]

— Смерть па-ла-чам И-ван-чи-ка!

Директор школы протянул учителю руку.

— Привет, Янко!.. Вернулся наконец… Мы уж совсем с ног сбились — то тебя надо было замещать, то твою жену… Ее третьеклассники за семь недель совсем одурели, а твои пятиклассники, пока ты отсутствовал, окончательно сбесились… Но теперь, слава богу, в понедельник ты приступаешь к работе.

— Начну, если до утра меня черт не возьмет.

— Держитесь около меня, и никакой черт вам будет не страшен, — подбодрил учителя капеллан.

— А почему он должен вас взять? — постучал рюмкой о бутылку председатель продовольственного объединения Франтишек Чунчик.

— Вы свое уже отмучились, — посочувствовал учителю стрелочник Ян Ванджура.

— Да еще дважды! — добавил ломовой извозчик Лукаш Шенкирик.

Механик Блажей Мего только зевнул — ему нечего было добавить.

— Но чешскую песню все же играть не следовало, не стоит дразнить народ, когда он идет из храма божия, — заявил директор школы. — Сыграли бы "Гей, парни из-под Татр", и тебя оставили бы в покое.

— И нас с тобой, — докончил капеллан за директора.

— Да, свое я уже отмучился, — холодно ответил учитель. — Но с паном директором ничего бы не случилось, если б он объяснил инспектору, что у моей жены был декретный отпуск!.. Только… Пан директор Лужак и не пикнул, чтоб остаться в глазах инспектора чистеньким, а учительница Иванчикова при аттестации получила тройку. Это хорошо, пан директор?

— Нехорошо, — провозгласил капеллан.

— Да что там, — директор запустил обе руки, словно грабли, в свою седую гриву. — Все это чепуха. Твоя жена слишком чувствительная, слишком близко все к сердцу принимает. Эй, Бизмайер, еще литр зеленого сильвана. Да, Ян, чтоб не забыть: прими мое искреннее соболезнование! — Михал Лужак улыбнулся и объяснил: — Потому что Иванчики ждали сына, а получилась дочь!

Все расхохотались. Каждый счел своим долгом пожать учителю руку. А капеллан от наплыва чувств даже расцеловал его.

До сих пор Ян Иванчик сносил все эти шуточки довольно спокойно. Но при упоминании о дочке он почему-то вдруг снова вспомнил, что Цилька пошла с поэтами в городской погребок. Если бы она отправилась прямо домой, он тоже не торчал бы сейчас в шинке, а сидел со своей Анулькой.

— Чтоб их всех гром разразил! — Ян так стукнул палкой по столу, что разбил рюмку мясника. — Давай сюда вино!

Все притихли, вытаращив глаза. Никто не понимал, почему учитель так страшно рассвирепел за бутылкой доброго вина.

Рыжий Бизмайер, один из немногих габанов, владевший тремя отличными виноградниками, прибежал с бутылкой и рюмками. Он налил учителю зеленого сильвана, которым славился его шинок, и выпил с ним за его здоровье. До этих пор он уважал учителя лишь как гостя, но сейчас почувствовал к нему истинное почтение. Ведь в последнее время о Иванчике столько было разговору: и герой он, и страдалец, да к тому же молодой отец!

Присутствующие еще некоторое время выжидали: в такие минуты, когда колотят палкой по столу и бьют рюмки, человек может сказать что-либо интересное. Но учитель продолжал молча тянуть вино. Тогда кооператоры взялись друг за друга.

Первой жертвой был механик Блажей Мего, который из-за малого роста пил стоя. Работа на зернодробилке давала ему столько дохода, что тощий стрелочник Ян Ванджура и жилистый ломовик Лукаш Шенкирик лишились покоя. Они, пожалуй, даже не завидовали его заработку — их угнетало, что он отказывался пропивать его вместе с ними.

— Плаху тебе надо снизить вдвое — и все, — заявил ломовик. Жадность одолевала его, хотя он имел свой погреб.

— Только после того, — защищался Мего, — как станет вдвое дешевле извоз.

— Волов содержать — не зернодробилку чинить!

— Вот как! А ты можешь брать с бедняков по четыре сотни за день извоза?

— Продать его волов мяснику, он их, скотов, научит быстро бегать!

— Постойте, а что будет, если в нашу зернодробилку сунет нос контролер?! — спросил стрелочник, которого постоянно мучила жажда, ведь у него не было ни своего погреба, ни своего вина.

— Жаль мне его нос! — ответил капеллан.

— Тогда я возьму топор и разобью машину, а ячмень пускай каждый дробит своим задом!

Блажей Мего схватил бокал, но он оказался пустым.

— Триста граммов, Иноцент! — крикнул он габану.

— Удивляюсь вам, пан Мего, — высказался Лужак, взяв на себя роль председателя. — Ведь с вас причитается, так пускай он тащит пятилитровую бутыль, и дело с концом.

— И нам веселей будет! — подтвердил капеллан, который исполнял в кооперативе обязанности счетовода.

Пятилитровую бутыль зеленого сильвана на стол принес сам Франтишек Чунчик. Недавно правление увеличило оборотные средства на один процент, что давало ему в месяц почти семь тысяч.

— Убью! — завопил вдруг Штефан Герготт.

— Кого? — испугались кооператоры.

— Каждого, кто поднимет руку на нашего учителя!

Выяснилось, что всем врагам Иванчика уготована печальная участь.

— Зарежу! Шкуру спущу! Четвертую! Колбасу сделаю! Котлету!

— И продам беднякам! — крикнул кто-то из молодежи, что сидела во дворе под орехом.

У Яна Иванчика и так уже здорово шумело в голове от вина, выпитого в трактире у Имриха Каро. Но ему так хотелось прогнать неприятные мысли, что он опрокинул один за другим еще три бокала. Проклятые поэты не выходили у него из головы.