Святая святых женщины - [36]

— Пришла бы, хоть окна помыла, — придумала она, что можно мне поручить.

— С таким-то животом? — напомнила я сестре, в каком нахожусь положении.

— А что тут особенного? — ничуть не сконфузилась Галина, — Чего ты боишься? Этаж-то ведь первый….

Через какое-то время стала она продавать выращенные на приусадебном участке фрукты и овощи. Стояли на рынке с ее товаром наши отец и мать. Вырученные деньги она складывала в свой карман, а родителям за их труды не давала ни гроша. Экономила она и на своих детях (родились у нее две дочери): морила их голодом. До того довела, что они, еще совсем маленькие, по чьему-то совету, обратились в органы опеки с просьбой лишить их маму родительских прав. Заявление в райОНО рассмотрели, но мер не приняли. По месту работы была Галина Тарасовна на хорошем счету. Жалобщицам в отместку отделила она их от себя — в смысле питания. Стала давать им месячное пособие, какие-то крохи. Кормились девочки в основном у бабушки с дедушкой (у наших с Галиной родителей). Хотела я, возмутившись скаредностью своей старшей сестры, сама за нее взяться, но мама не разрешила мне "лезть в это дело". Поставив перед собой цель — разбогатеть, шла Галина к ней, не считаясь ни с чем и ни с кем.

Как я ни старалась пробудить совесть у работницы просвещения, добиться этого мне не удалось.

Зато она, мотивируя тем, что младшая дочь у нее больная и нуждается в усиленном питании, сумела "выдрать" разрешение получить второй надел земли под сад (как я уже говорила, в те годы нельзя было простым смертным обладать двумя земельными участками). Теперь должен был, изо всех своих небольших, как мне кажется, силенок, напрягаться ее благоверный, разрываясь между двумя шестисотками. Кормила же она его, как и детей: жареной на воде, совсем черной картошкой. Сначала он бунтовал против заведенных ею в доме порядков. Но постепенно, убеждаясь, что супруга его богатеет не по дням, а по часам, смирился со своим незавидным положением в семье. Наблюдая, как она, придя с базара (когда родители наши состарились, ей пришлось самой вплотную заняться сбытом выращиваемого на двух делянках продукта) и, забравшись на стол, осыпает себя вырученными в этот день деньгами, он заразился от нее жаждой наживы и стал приветствовать все, что бы она ни предпринимала…

Он в садах "вкалывает", она торгует на мини-рынках, где не надо платить за место и налог. И чувствует там себя главарем. На таких базарчиках нет для частников прилавков. Каждый продавец устраивается, как может. Кто на ящиках, кто на картонных коробках возле ларьков. Если потребуется, может и подраться за место. Потом сама же об этих своих "подвигах" и рассказывает. Вот один эпизод из ее многотрудной жизни (записано с ее слов).

Приходит однажды Галина на какой-то из импровизированных рынков с цветами (цветы она выращивает сама, не доверяя это тонкое дело своему "негру", мужу то есть). Садится рядом с какой-то женщиной, которая тоже продает цветы. У нее — всякий "сброд", у Галины — розы, георгины какого-то необычного сорта. У сестры моей берут, у ее соседки — нет. И начинает та немного погодя нападать на конкурентку. Оскорбляет, гонит с места. Сестра моя молчит, не торопится принять вызов, копит злость. Нападающая не отстает.

— Смотрите, — говорит, — какая тихонькая!

— Я тихонькая?! — рассвирепев наконец, рявкает Галина. — Я не тихонькая! Ясно?! И если только еще пикнешь, измолочу тебя!

Задира, перепугавшись, тотчас замолкает….

Спору нет, до настоящих богачей, нынешних капиталистов, сестре моей старшей очень и очень далеко. Но по сравнению со всеми своими родственниками, кровными и некровными, она весьма и весьма состоятельный человек. И Родион, зная это, пасует перед нею.

Когда кто-либо звонит в дверь, он всегда открывает сам, но прежде, чем сделать это, внимательно смотрит в глазок. Если кнопку звонка нажимает Галина, он без промедления щелкает замком, и тут же дверь распахивается (надо сказать, что дома он, как какой-нибудь босяк, вечно ходит в трусах). Не стесняясь своего внешнего вида, отступает назад, пропуская богатую свояченицу.

— Заходите, заходите, — бормочет он приветливо, заискивающе улыбаясь. Губы его при этом трепещут, как крылья бабочки, опустившейся на цветок.

О Галине Родиону было все доподлинно известно: как родителей эксплуатировала, как своих детей мучила, тем не менее он преклонялся перед нею и до такой степени, что сказал вдруг однажды своей жене:

— Была бы ты такая, как твоя самая старшая сестра!

Вот уж Лида поревела, услышав от муженька, служила которому, как говорится, верой и правдой уже более тридцати лет, сие заявление. Это же надо было придумать такое! Ну как она могла, живя с ним, подчиняясь ему во всем, исполняя все его прихоти, не имея ни минуты свободного от обязанностей по дому времени, сделаться такой, как Галина, умеющая даже из воздуха делать деньги. Для того, чтобы действовать, как Галина, нужно было, наверно, такой, как она, родиться. Умной. А вот этого качества Лиде как раз и не хватало. И Родьке это было доподлинно известно. Причем с самого начала. В одной же школе, в одном классе учились. Ведь он своими глазами видел тогда, как она "плавала", отвечая на уроках у доски. Если бы он хотел, чтобы супруга его была умной, вот и женился бы на такой, как Галина. А то — ведь взял в жены хорошенькую (в 17–18 лет Лида была очень миленькой, он так и называл ее — "миленькая"), а теперь умную подавай ему! Скорее всего, если бы и Галина родилась смазливой, но выскочила бы за такого дьявола, как Бродька, то и она, не имея возможности "развернуться", тоже не сколотила бы никакого состояния.