Святая Русь. Книга 1 - [81]
«Добей!» И Иван ринул саблю с маху, прямым ударом сверху вниз, и уже не узрел, куда попал, потому что пред ним явился грузный, в чешуйчатом монгольском панцире, татарин, едва не убивший Ивана с первого же удара толстой, с человечью ногу, облитой железом рукой, сжимающей усаженную шипами стальную палицу. Удар был бы ужасен. Иван успел отскочить, вздынув коня, и только услышал через миг хруст чьих-то чужих костей под тяжкою палицей татарина. Невольно, не думая даже того, что противник не по нем, Иван наддал острыми краями стремян и пролетел мимо, опять скрестив с кем-то сверкающее, обрызганное кровью железо.
Рати стеснились. Татарам уже было не размахнуть арканом, не зайти сбоку и в тыл. Кони, пятясь, сшибались крупами, рука, вздынувшая копье, задевала своего. Но русичи пробивались все дальше и дальше, и вот в какой-то незримый миг (еще сеча шла с тою же яростной силой!) поворотился бой, татары начали отступать.
Князь Дмитрий скакал вперед, почти уже не слушая рынд, что пытались схватить за повод его коня. Уже начинались трупы, уже конь, храпя, перескакивал через поверженных. Прорвавшийся сквозь гущу русских рядов татарин скакал навстречу. Дмитрий рыкнул и, наддав, сблизился с ним. Не вынимая меча, воеводским шестоперюм своим, вложивши в удар всю силу руки, свалил татарина и еще наддал, уже в упоении боя, но тут подомчавшие рынды решительно схватили его коня под уздцы.
— Постой, княже! Тебе… боем руководить! — с отдышкою объяснял подскакавший боярин Ощера, и Тимофей Васильич Вельяминов скоро оказался рядом:
— Нельзя, княже! Уймись!
Злые слезы показались на глазах Дмитрия, когда он понял, что рубиться в сече они ему не дадут. Он до крови закусил губу, продолжая упрямо смотреть туда, вперед, где тьмочисленная конная толпа русичей все больше теснила и теснила стиснутое со сторон татарское войско.
— Одолеваем, княже! — произнес Тимофей у него над ухом. — Уходят!
И верно! Медленно поначалу, а потом все быстрей и быстрей татарская рать покатилась назад.
Когда всадники заворачивают коней, их рубят в спину. Отступление превращается в бегство, бой — в избиение. Кони сваливались в реку, тонули, топили друг друга, ордынцы удирали, бросая копья. И Дмитрий наконец глубоко, освобожденно вздохнул. Бегут! Лучшие полки татарские! Сам воевода Бегич! Бегут! И он — победитель!
Глава 30
Низилось солнце. Длинные тени протянулись по ярко-зеленой на закате, истоптанной и изломанной траве. Последние уцелевшие татары уходили в речной туман. Воины, слезая с коней, обдирали с убитых доспехи и лопоть.
Вели пленных, считали убитых в сече татарских князей: Хазибия, Ковергу, Карабулука, Кострока, Бегичку…
На конской попоне поднесли и положили у ног Дмитрия тело Монастырева, остановившего и смешавшего передовую татарскую рать и доблестно погибшего в сече.
Воеводы скликали воинов. Горячий диск солнца уже коснулся зубчатой кромки леса и теперь изгибал, холодея, проваливая за холмы. Надвигалась ночь. Над рекою повис туман. Преследование татар решили отложить до утра.
Иван, сидя на земле, тормошил и тормошил Семена: «Прочнись! Встань!»
Он кое-как перевязал друга и теперь не ведал, что делать, со страхом понимая, что зять умирает. Семен лежал суровый и бледный, закрывши глаза, и брови его на матово-бледном лице казались еще темнее и краше.
— Что же ты, Сеня, Семе-е-е-н?! Что же я Любаве-то?!
Не верилось! Ведь это Семен охранял его в битве, не отходя ни на шаг, принимал, верно, на себя предназначенные Ивану удары… И как был ранен, и как упал уже к самому вечеру, когда татары бежали по всему полю?! Или спешенный враг ткнул ему под кольчугу копьем, нанеся ту страшную рану, кровь из которой и посейчас неможно остановить?
— Семен, Сеня! — позвал он опять безнадежно, чуя на глазах закипающие слезы.
Слуга разыскал их обоих уже в потемнях. Быстро и споро, сорвав неумелые повязки Ивановы, заново и туго перетянул рану, нажевав и наложив какой-то травы. Попробовал напоить раненого (Семен приоткрыл глаза, но явно никого не узнавал), сев на коня, поскакал за телегою.
— Будет жить? — вопрошал с робкою надеждою Иван.
— Не ведаю! — сурово отмолвил смерд. — Крови вытекло много! — И тоже, сказавши, скрипнул зубами, помыслив, что повестит госпоже боярыне, не привезя сына живым!
Они уложили Семена на сено в телегу, заворотили коня. Семенов слуга побросал в кузов что попалось под руку из лопоти и оружия, раскиданных по полю, оборотил к Ивану строгое лицо:
— Прости, господине! Ждать не буду, повезу в ночь! Забери, коли чего нать, снеди там…
Иван кивнул, сглотнув ком в горле, забрал мешок со снедью и обе тулы со стрелами. Молча распростились. Умирающий тому и другому связывал уста.
Так же молча проводивши глазами телегу, Иван навьючил поводного коня, чуя себя безмерно виноватым, едва ли не убийцею, и все не понимая, как теперь взглянет в лицо сестре.
Он не помнил потом, как огоревал ночь. Кажется, подсаживался к чужому огню, подходил к реке, слушал вражеский берег. Утром над Вожею стоял густой слоистый туман. Наконечника протянутого копья уже было не видать.
Воеводы ждали почти до полудня и только в предобеденную пору двинулись вослед татарскому войску. За ночь и утро разбитые сумели уйти так далеко, что преследовать их было бесполезно. Ушли верхами, бросив вежи и шатры, побросав добро и телеги. Воины радостно и деловито грабили доставшийся им татарский стан. Воеводы не удерживали ратных, давая войску ополониться досыти…
Роман охватывает сорокалетний период русской истории второй половины XIII в. (1263–1304 гг.) и повествует о борьбе за власть сыновей Александра Невского - Дмитрия и Андрея, об отношениях Руси с Ордой, о создании младшим сыном Невского Даниилом Московского княжества как центра последующего объединения страны.
Дмитрий Балашов известен как автор серии романов «Государи московские». В книге «Похвала Сергию» писатель продолжает главную тему своего творчества - рассказ о создании Московской Руси. Героем этого романа является ростовчанин Варфоломей Кириллович, в монашестве Сергий Радонежский. Волею судеб он стал центром того мощного духовного движения, которое привело Владимирскую Русь на Куликово поле и создало на развалинах Киевской Руси новое государство - Русь Московскую.
В романе «Ветер времени» – события бурного XIV века, времени подъема Московской Руси, ее борьбы с татаро-монголами, образ юного князя Дмитрия Ивановича, будущего победителя на Куликовом поле. Роман отмечают глубокий историзм, яркость повествования, драматизм интриги.
Это шестой роман цикла «Государи московские». В нем повествуется о подчинении Москве Суздальско-Нижегородского и Тверского княжеств, о борьбе с Литвой в период, когда Русь начинает превращаться в Россию и выходит на арену мировой истории.
"Младший сын": Роман охватывает сорокалетний период русской истории второй половины XIII в. (1263–1304 гг.) и повествует о борьбе за власть сыновей Александра Невского - Дмитрия и Андрея, об отношениях Руси с Ордой, о создании младшим сыном Невского Даниилом Московского княжества как центра последующего объединения страны. Роман «Великий стол» охватывает первую четверть XIV века (1304–1327гг.), время трагическое и полное противоречий, когда в борьбе Твери и Москвы решалось, какой из этих центров станет объединителем Владимирской (позже - Московской Руси). "Бремя власти": Роман посвящен времени княжения Ивана Калиты - одному из важнейших периодов в истории создания Московского государства.
Роман посвящен времени княжения Ивана Калиты - одному из важнейших периодов в истории создания Московского государства. Это третья книга из серии «Государи московские», ей предшествовали романы «Младший сын» и «Великий стол».
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.