Святая Русь. Книга 1 - [109]

Анна узнала о связи мужа с Еленою вскоре, как та началась. Сперва впала было в бурное отчаяние. Скрепилась, пережила. Князю слова не высказала, хотя иногда, замирая в его руках и смежив очи, чтобы не показать слез, представляла Елену в тех же любимых объятиях и с отчаянием думала тогда о том, какими ласками и как утешает служанка ее Витовта. И когда та расчесывала волосы госпоже, Анна тоже порою прикрывала глаза, начинала задыхаться под волнами непереносимой ревности. А опоминаясь, дарила той то ожерелье, то перстень и тихо радовалась, видя свои драгоценности на Елене и вновь представляя, что хоть так, хоть через драгоценности эти Витовт, даже когда лежит в постели с Еленой, неволею прикасается и к ней, к своей законной и венчанной жене… Так это и шло и невесть, чем бы кончило, ежели бы не гибельный плен Витовтов, не участь Кейстутова, за которой — Анна понимала это слишком хорошо — должна была вскоре последовать и гибель ее благоверного.

…Так вот и сегодня, когда Елена расчесывает ей волосы, Анна, откидывая голову и прикрывая глаза, произносит низким грудным голосом:

— Мы должны его спасти, ты и я! — Гребень замирает в руках девушки, длятся немые мгновения. — Я знаю все! — говорит Анна. — Давно знаю и не сужу тебя. Мы обе его любим! — доканчивает она с силою и скорее угадывает, чем слышит робкое «да».

— И потому одна из нас должна умереть! — твердо договаривает Анна. — Перемениться платьем с Витовтом и выпустить его из плена!

Девушка молчит. Так полно молчит, не дышит даже, что словно бы в палате и никого нет, кроме одной Анны.

— У меня дети, — помедлив, говорит госпожа. — Но ежели надо будет идти мне, поклянись, что не оставишь их без помощи!

И опять молчание. Девушка почти не дышит, но она здесь, она думает, вернее, даже не думает, а собирает себя к подвигу. Она все поняла уже и знает, что идти надобно ей. И что за любовь надо платить. Иногда — смертью.

— Я согласна, — одними губами отвечает она. — Только ты проводи меня, госпожа!

Они навещали Витовта иногда вместе, иногда по очереди. В этот день явились вдвоем. Витовту не надо было долго объяснять задуманное, и уговаривать его принять эту жертву не надо было тоже. Он всю жизнь властно брал чужие судьбы и отбрасывал, когда они ему переставали быть нужными.

Анна стала у решетчатого глазка двери, загораживая его спиною. Елена и Витовт оба торопливо сбрасывали одежду, и Анна на долгое мгновение прикрыла глаза, видя рядом и близ два этих обнаженных тела. Витовт сурово и просто, уже не стесняясь жены, привлек к себе, кратко и мужественно поцеловав, трепещущую девушку и тут же начал, путаясь, облачаться в женский наряд — долгую рубаху, мягкие выступки (женщины догадались захватить большие, по ноге Витовта), долгое платье, под которое насовали что попало под руку, сотворяя груди, и перевязали снурком, еще одно долгое платье посверх, бусы, наконец пушистый пуховый платок. Меж тем как Елена влезала, тоже отчаянно путаясь, в штаны, сапоги, мужскую рубаху, шелковый зипун, долгий русский летник и плащ, надевала шляпу, заматывала голову, пряча волосы, и успела еще нервически не то всхлипнуть, не то рассмеяться, узревши Витовта в женском платье. Наконец Елена забралась в постель, укрылась. Договорились, что она будет изображать больного сколько возможно дольше. И Анна, отлепившись наконец от дверей, склонилась над нею (теперь пускай стража смотрит — жене пристойно попрощаться с супругом), склонилась над Еленою, которая быстро и крепко обвила руками шею своей госпожи, и они поцеловались долго, горячо, в первый и последний раз, поцеловались как сестры, оставившие и ревность, и соперничество здесь, на пороге смерти.

Витовт дернулся было тоже поцеловать, забыв, что он уже в женском платье. Но Елена отчаянно — глазами, лицом — молча закричала: «Не надо!» И он отступил, понял и даже устыдился на мгновение, что оставляет виселице или топору эту еще только расцветающую жизнь.

— Скорей! — шепнула Анна. Они вышли. Стражник подозрительно оглядел женщин, низко опустивших платки. Угрюмо заглянул внутрь, узрел Витовта, лежащего на постели. «Болен! — сказала Анна сурово. — Не тревожьте его!»

Они неспешно прошли каменным коридором, минуя ражих часовых, каждому из которых велено было в случае хотя бы попытки побега немедленно убить Кейстутова сына, и вышли на глядень. Осенний вечер был темен, небо (так отвычно, так легко вздохнулось Витовту в этот миг!), небо заволочено низко бегущими над головою облаками. Сеялся мелкий, словно пыль, дождь. Темнело, и Витовт шел, будто гуляя, туда, к дальней стене замка, где по указанию жены должна была его ждать веревка, свисающая со стены, а под стеною, внизу, лошади. Сто раз могли остановить, окликнуть, схватить, но — обошлось! Счастливая судьба парила над его головою. Был страшный миг, когда он остался один и, щупая руками зубцы (стемнело уже совсем, так что и рядом увидать что-нибудь было трудно), не находил и не находил вервия.

Тут вот почуял было отчаяние, но сообразил не закричать, не кинуться назад, за Анною (и тогда бы погиб!), а остановиться, сдержать сердце и снова начать перебирать камни стены. Веревка нашлась наконец. Обрывая руки, едва не упав — дни заключения не минули бесследно, — все же сумел перевалить через стену, ухватить скользкую от дождя веревку и начать спускаться вниз по стене.