Священное воинство - [93]

Генриха все это не очень убедило, но выбора не было, и оставалось принять предложение Ричарда.

Через четыре дня Генрих женился на Изабелле и стал правителем Тира. Этот брак вызвал неодобрение среди мусульман. «Она беременна, — писал один хронист, — и все же Генрих женился на ней, а это хуже прелюбодеяния. Я спросил одного из придворных, кто же будет считаться отцом ребенка, и он ответил: „Это будет ребенок королевы“. Таково нечестие этих неверных!»

Несколько месяцев после происшествия не стихали сплетни и слухи насчет того, кто же подлинный его виновник. Многие рассматривали ассасинов лишь как орудие и шептались о том, что его вдохновителем был Ричард или Саладин, а французы вообще вслух называли Ричарда заказчиком. Когда эти рассказы достигли Франции и дошли до Филиппа Августа, они обросли еще более невероятными слухами. Теперь уже говорили, что король Ричард не только использовал ассасинов для убийства Конрада, но собирается-де таким же образом поступить и с французским королем. Филипп тут же усилил личную охрану и стал шарахаться от каждого нового человека, появлявшегося в Фонтенбло.

Чтобы описать ситуацию, один английский историк вспомнил о притче о плевелах из Евангелия от Матфея — о том, как добрый человек сеет семена пшеницы, но когда он спит, его враг, прокравшись на его поле, сеет там семена плевелов. Когда же взошли и злаки, и плевелы, хозяин дал им вырасти, а потом, когда пришло время жатвы, собрал плевелы и сжег, а затем сжал пшеницу, отделив таким образом злаки от плевелов.

Теперь, продолжал историк, притча о плевелах обернется против короля Филиппа. Он посеял семена плевелов на добром поле короля Ричарда: теперь они взошли и душат добрые всходы. Но когда наступит время жатвы, все плевелы будут сжаты и сожжены, а добрые плоды королевства Иерусалимского будут спасены.

2. Речь капеллана

В мае снова наступило благоприятное время для ведения военных действий, но обе стороны выжидали, что предпримет противник. Король Ричард колебался. Как прирожденный воин, он хотел продолжать сражаться, но как опытный политик ждал результатов от своих дипломатических усилий. Между тем из Европы прибывали все новые посланцы с противоречивыми сведениями. Одни рисовали мрачную картину происходившего в Англии и заявляли, что королю следует немедленно вернуться домой, другие заверяли, что с беспорядками удалось справиться, и просили его завершить паломничество. Ричард то готовился к отъезду, то решал остаться в Палестине.

Саладин мог позволить себе быть более пассивным. Он выжидал, что произойдет в стане противника после убийства Конрада, и какие события последуют на дипломатическом поприще. Происходящие события могли тревожить султана, но в душе он сознавал, что находится на своей земле, вместе со своим народом, и время работает на него, а не на Ричарда.

Ранней весной по пути в Иерусалим Мелик-аль-Адель снова встретился с Ричардом и передал его письмо брату. Король писал: «Мы согласны на раздел страны. Каждая из сторон пусть оставит за собой нынешние владения, но тот, кто имеет больше половины земель страны, по справедливости должен сделать уступку другому. Пусть нам принадлежит Святой город, а побережье пусть будет вашим».

Эмирам Саладина понравилось это предложение. Но еще больше им пришлось по душе новое послание короля, которое аль-Адель принес в шатер Саладина две недели спустя. Речь шла о новых уступках. Теперь Ричард был готов уступить мусульманам цитадель Иерусалима, храм Скалы и мечеть Аль-Акса, а остальную часть Святого города предлагалось поделить поровну. Также поровну между обеими сторонами предлагалось поделить пригороды Иерусалима.

Вместе с тем Саладин получал и новости, не вызывающие оптимизма. Например, ему доложили о налете крестоносцев на лагерь мусульман под Дарумом. Это была самая южная из приморских крепостей, которую султан не разрушил и удерживал как свою базу для снабжения армии в этом районе. Налетчики убили охранников и угнали из мусульманского лагеря около тысячи овец. Саладин послал специальный отряд, чтобы найти и покарать мародеров. Эта провокация показала, что Ричард еще не готов отказаться от военных действий.

Не только у английского короля, но и у султана были внутренние трудности у себя в империи. Его внучатый племянник Мелик-аль-Мансур, весьма амбициозный молодой человек, объявил, что считает своим царством земли за Евфратом и требует себе в удел несколько крупных городов, включая Эдессу. Саладин пришел в ярость от вероломства и тупого эгоизма этого юнца, выбравшего самый трудный для страны момент, чтобы затеять подобную авантюру. Он был готов преподать проходимцу суровый урок, но этому воспротивился совет эмиров. Один из них так выразил общее настроение: «Великий султан, мы все твои верные слуги, но дело в том, что молодые люди, особенно если они чувствуют опасность, склонны искать союзников. Мы не можем вести сразу две войны: одну против неверных, а другую — против мусульман. Если султан желает воевать с аль-Мансуром, мы должны помириться с неверными, если же он желает продолжать джихад, то ему следует даровать прощение юному принцу».