Священное воинство - [71]

Итак, триумф обернулся раздорами. Если бы захват Акры объединил всех крестоносцев, тогда их победоносное войско быстро достигло бы Иерусалима, но алчность и высокомерие Ричарда и его людей расстроили этот непрочный альянс. В начале июля Филипп, на этот раз заболевший дизентерией, после того как он сравнительно недавно перенес цингу, уже не мог думать ни о чем другом, кроме поисков избавления от тягот войны.

Французы сочинили мерзкую историйку о том, как Ричард будто бы пришел навестить прикованного к постели Филиппа с видом сочувствующего, но на деле — чтобы вызвать у французского короля потрясение, которое могло даже убить его в этот момент. Французский хронист утверждал, что, расспросив Филиппа о здоровье. Ричард сказал: «А чем ты можешь утешить себя после того, что случилось с твоим сыном Луи?» (речь шла о четырехлетнем мальчике, единственном наследнике Филиппа). «Что же случилось с моим сыном? Почему ты говоришь об утешении?» — ответил Филипп слабым голосом. «Да ведь я затем и пришел, чтобы тебя утешить… Он же скончался», — будто бы ответил Ричард.

Хронист лгал. Эта фабрикация имела цель представить короля Филиппа жертвой Ричарда и как-то оправдать его в связи с дальнейшими событиями.

Словно не желая отставать от французов, англичане создали свою ложную версию. Как писал хронист Ричарда, монах из Винчестера, Филипп будто бы приказал своим писцам состряпать подложное дипломатическое послание из Франции со слезной просьбой к королю вернуться из-за опасной болезни его сына.

Обе фабрикации появились много лет спустя после Третьего Крестового похода.

Известно, что мальчик Луи, о котором шла речь, действительно был тогда болен, и также дизентерией. Но оба короля не могли знать, что происходило в Париже, за несколько тысяч миль от Акры. Французские историки повествуют о чудесном исцелении: в храме Святого Лазаря французские герцоги молились о здоровье Луи, и, когда больной мальчик прикоснулся к хранившейся там реликвии — гвоздю от Креста Голгофы, — он не только сразу выздоровел, но и помог исцелиться также своему отцу.

Будь то от естественных или сверхъестественных причин, но Филипп действительно почувствовал себя лучше, а вскоре нашел предлог, чтобы покинуть Акру. После победы снова встал нелегкий вопрос о том, кого следует считать по праву королем Иерусалимским. Видимо, понимая, что его сторонник, французский король, недостаточно силен и не задержится на Святой земле, Конрад Монферратский обратился к Ричарду. Маркиз, встав на колени, попросил у него прошения и посредничества в разрешении этого спорного вопроса. Затем последовала тяжкая ссора между Ричардом и Филиппом Августом из-за кандидатур на престол. Ричард отчитал Капетинга за то, что тот обещал передать Конраду своих заложников и свои владения в случае своей кончины или отъезда в Европу.

«Человеку твоего положения не пристало обещать или дарить кому-то то, что еще не завоевано, — заявил он публично. — Если ты действительно совершаешь паломничество во имя Христа, то, взяв Иерусалим, ты должен будешь вернуть королевство законному государю Ги. Не забывай, не ты один брал Акру! Одна рука не может захватить то, что принадлежит обеим!»

Соглашение по этому вопросу все-таки удалось достигнуть, однако публичное столкновение между двумя королями наложило на него свой отпечаток. Ги Лузиньяну за выдающиеся заслуги в организации осады и штурма Акры возвращали его корону, но его наследникам (если таковые появятся) престол уже не полагался. После кончины Ги трон переходил к протеже Филиппа, Конраду Монферратскому, и к его наследникам. При этом Конрад сохранял права владения Тиром, Бейрутом и Сидоном, а брат Ги, Джеффри, получал Яффу и Аскалон (в случае, если их отвоюют у Саладина). Все возможные доходы королевства должны были быть поровну поделены между обоими соперниками. Хотя Ги и Конрад, коленопреклоненные, поклялись строго соблюдать этот договор, их соперничество не могло пройти бесследно.

22 июля, всего через десять дней после взятия Акры, к Ричарду явилась от короля Филиппа делегация, возглавляемая епископом Бовэ и герцогом Бургундским, которая униженно принесла извинения за отсутствие своего повелителя, который все еще был нездоров. Однако Ричард понял, зачем они явились и почему не решаются прямо приступить к главному вопросу.

«Ваш повелитель желает возвратиться на родину, а вы пришли испросить моего согласия», — холодно констатировал английский король, поскольку был уверен, что Филипп выздоровел и вполне мог явиться сам.

Французские делегаты принялись юлить, пытаясь так и сяк объяснить решение своего короля. Государь, говорили они, печется о своем здоровье, опасаясь, что ему не выжить, если он останется в Палестине, он обеспокоен состоянием здоровья своего сына, а также должен позаботиться о судьбе фландрского наследства. Все эти дела требуют его личного присутствия на родине.

Ричард терпеливо выслушал все это. Возможно, в эту минуту он вспомнил свои собственные проблемы в Англии, Нормандии и Анжу, вызывающее повеление брата Джона и самоуправство Лонгчэмпа. Из-за всего этого он и сам серьезно рисковал, продолжая участвовать в благородном, но опасном походе. Может быть, вспомнил король и о клятвах в Жизоре и Везелэ, когда он и Филипп Август приняли Крест и дали обет презреть мирские заботы и приготовиться к подвигу за веру.