Священное воинство - [3]

В современной арабской литературе евреев рассматривают как нынешних крестоносцев, а по сути — европейцев, которые вторглись на их арабскую родину. По словам арабских интеллектуалов, подобно тому как небольшое число крестоносцев господствовало над массой арабов с помощью системы укрепленных замков, население которых было сплочено дисциплиной, Израиль ныне контролирует арабское большинство с помощью созданной американцами военной мощи и своих окруженных колючей проволокой поселений на горной местности. Арабы верят в то, что благодаря таинственным, медленно, но неотвратимо действующим силам истории израильтяне, подобно крестоносцам, однажды будут изгнаны из Палестины. «В свое время Саладину и его предшественникам — Нур ад-Дину и Зенги, — потребовалось восемьдесят лет, чтобы изгнать крестоносцев; между тем государству Израиль нет еще и шестидесяти лет», — говорят они.

Сейчас, как и в XII в., основная проблема арабов — разобщенность и недостаток организованности. Многие мусульманские лидеры готовы были претендовать на роль нового Саладина — объединителя арабов и собирателя их земель. В 1950-х гг. к образу Саладина часто обращался Гамаль Абдель Насер, предпринявший огромные усилия по созданию Объединенной Арабской Республики и изгнанию англичан и французов из зоны Суэцкого канала. Во время войны в Заливе, хотя часть арабов поддержала коалицию НАТО, на лавры Саладина претендовал Саддам Хусейн, подчеркивавший тот факт, что Саладин и он родились в одном и том же городе в Курдистане. После провала переговоров по Ближнему Востоку в 2000 г. все арабы сектора Газа приветствовали вернувшегося домой бескомпромиссного палестинского лидера Ясира Арафата транспарантами, которые провозглашали его палестинским Саладином. «Once again… The Middle East». Наконец, в октябре 2000 г., когда посещение Храмовой горы Ариэлем Шароном вызвало волну насилия в Израиле и на Западном берегу Иордана, отряды палестинских подростков, буйствовавших в Восточном Иерусалиме, именовали себя «бригадами Саладина».

Третий Крестовый поход расценивался как священная война, достигшая особенно высокого накала. Конечно, с ним были связаны многие вещи вовсе не священные и даже оскорбляющие святость: еврейские погромы, жажда добычи, убийства людей ради выгоды, — и все это прикрываюсь именем благочестия. В первую очередь как священную войну его рассматривали крестоносцы, и ответом на это явилась исламская концепция джихада. Джихад по определению — понятие оборонительной войны, спровоцированной агрессией «неверных». В Коране (2:190) об этом сказано: «Сражайтесь во имя Аллаха с теми, кто воюет с вами, но сами не нападайте первыми, ибо Аллах не любит тех, кто первыми нарушает мир». Тому, кто храбро сражается в такой войне, обещана высокая награда на небесах.

По иронии истории, сегодня само понятие «джихад» вселяет страх в сердца многих западных лидеров и просто жителей Запада. Он ассоциируется с исламским фанатизмом и терроризмом, хотя в исламской истории нет ничего такого, что превзошло бы террор и фанатизм европейских крестоносцев XII столетия.

Весной 2000 г. о крестоносцах снова вспомнили в Европе и в мире. Накануне исторического паломничества в Святую землю папа Иоанн Павел II принес общие извинения за грехи, совершенные католической церковью за последние две тысячи лет. Это было второе заявление такого рода после принесенных в 1992 г. извинений за несправедливость по отношению к Галилею, и все это отвечало концепции «исторического очищения», выдвинутой Ватиканом. О крестоносцах особо упомянули в литании, где говорилось о жестокостях в отношении иудеев, мусульман, женщин и отдельных этнических групп.

Мусульманское население Ближнего Востока восприняло эти папские признания как праздничное событие. Крестовые походы были с религиозной точки зрения наконец осуждены наряду с холокостом. С интересом ожидали и речей папы римского в самом Израиле. Но папа ничего не сказал о насилии по отношению к мусульманам, и великий муфтий Иерусалима был разочарован. Он сказал: «В мире было много случаев массового убийства. Почему же холокост важнее, чем остальные? Когда дело доходит до нас, то никого не интересует ни истребление мусульман крестоносцами, ни истребление палестинцев израильтянами. И мы сами не напоминаем миру постоянно об этих убийствах, чтобы показать, что все люди у нас в долгу».

Через несколько дней после визита папы я сам снова приехал в Иерусалим. Это было время Пасхальной недели, великого праздника христиан. Дня священных молитв у мусульман, праздника Исхода у иудеев. В храм Гроба Господня я пришел не как паломник, а как писатель. Мне хотелось снова взглянуть на меч Готфрида Бульонского, который хранится в этой святыне христиан, не являясь ни предметом гордости, ни предметом стыда.

В 1867 г. эти края посетил Марк Твен, также интересовавшийся упомянутой сомнительной реликвией. Он описал это путешествие в духе средневековой «романтики», сообщив, будто рассек мечом Готфрида одного мусульманина надвое, словно пирог: и «почувствовал, что в меня вселились духи жестоких воинов, и я готов был уничтожить всех неверных в Иерусалиме. Я вытер древний меч и вернул его священнику, не желая, чтобы свежая кровь пятнала этот клинок, покрытый сакральными следами крови, обагрившей его семьсот лет назад».