Священное воинство - [21]

В этой беседе магистр продолжил спор о геройстве и благоразумии, напомнив Ги, как он сам три года назад был лишен регентства за то, что в течение восьми дней позволил войску Саладина простоять у родников Тюбании, так и не атаковав противника. Теперь Лузиньян не должен повторить подобной ошибки. Если он проявит нерешительность в этой первой войне, которую ведет в качестве короля, то больше не сможет рассчитывать на поддержку храмовников.

Это был мощный довод. Король Ги снова заколебался. Поскольку теперь под сомнение было поставлено его личное мужество, он снова передумал и объявил, что армия выходит в поход на рассвете. Это вызвало протесты баронов.

«Государь, — недоумевали они, — мы ведь договорились остаться здесь хотя бы еще на один день. По чьему совету вы решили вести войско в поход?»

Король решительно отверг подобные вопросы. Он надменно заявил: «Вы не имеете права спрашивать, по чьему совету я принял то или иное решение. Ваше дело — седлать коней и скакать в Тивериаду».

Граф Раймунд сделал последнюю, отчаянную попытку спасти положение: «Государь, Тивериада — мой город, и никто из здесь присутствующих не может тревожиться о нем больше моего. Но мы не должны уходить от запасов воды и еды и вести множество людей навстречу гибели от голода, жажды и палящего зноя. Они не проживут и дня без этого обилия воды. Давайте останемся в этом надежном месте, поблизости от противника».

Но в обстановке накала воинственных страстей эти слова не возымели действия. Рыцари послушно стали собираться в поход. «Как добрые и верные воины, они выполнили приказ короля, — отметил хронист. — Но может быть, если бы они ослушались того приказа, то было бы лучше для дела христианства».

Согласно возникшей позднее легенде, лошади крестоносцев в ту ночь не хотели пить воду из источников Ла-Сафури.

Глава 7 У ОЗЕРА

1. Путь

Тивериада и воды Галилейского моря находились на расстоянии пятнадцати миль по прямой от обильной водами цитадели Ла-Сафури. Добираться туда надо было по выжженной солнцем дороге, которая соединяла Назаретскую возвышенность на юге и гору Туран на северо-востоке. Дорога эта проходила по Лювийской равнине и затем по горам, именуемым Хаттинскими отрогами. В этих почти безводных местах воду можно было достать только в специальных резервуарах и нескольких ручейках, но этого количества хватало только немногочисленным жителям сел Лювия и Маскана. Не только скудость воды была препятствием для тех, кто шел этим путем, но и проблема быстроты продвижения. В прошлые годы даже во время удачных кампаний, осуществляемых крестоносцами, они не могли в условиях войны пройти здесь более шести-семи миль вдень.

Армия франков вышла в поход 3 июля, когда стояла почти невыносимая жара. Войско было разделено на три полка. Раймунд Триполитанский, как военачальник, лучше всех знающий эти места, командовал авангардом госпитальеров. Сам король в окружении своих гвардейцев, хранивших Истинный Крест, командовал основными силами, а арьергард — полк храмовников — находился под началом Балиана Ибелинского, представителя самого аристократического рода в королевстве. К полудню войско без происшествий прошло около шести миль и достигло южного склона Турана. В одноименном селе имелся родник, и, как отмечал впоследствии Саладин, «ястребы-пехотинцы и орлы-конники так и накинулись на воду».

Королю Ги предстояло принять важное решение: двигаться ли вперед под палящим зноем или переночевать у этого родника. Противник ждал их где-то впереди, в горах или за ними. Ясно было, что следующие шесть миль не удастся пройти так же легко. И все же времени, казалось, было еще достаточно, в Тивериаде находилась дама, попавшая в беду, а бароны требовали продолжения похода. Возможно, на короля Ги плохо повлияли жара и тревожная обстановка, но Саладин нашел в Коране свое объяснение роковой ошибки соперника. Сам дьявол соблазнил короля и заставил его, вместо того чтобы принять умное решение, «направиться в Тивериаду, решив, благодаря гордыни и спеси, что настал час мести». Туран с источником остался позади, а до озера было еще девять миль.

Как только франки ушли из оазиса, легкая кавалерия Саладина стала окружать их с тыла, чтобы лишить доступа к воде. Вместо того чтобы разгадать маневр противника, крестоносцы попали в приготовленную для них ловушку. Первым, кто осознал создавшуюся опасность для войска, изнывающего от страшного зноя, был Раймунд Триполитанский. Он передал королю свою отчаянную просьбу: «Мы должны быстро пройти эту местность, иначе нам придется стать лагерем в одном из безводных мест, а это очень опасно!»

«Мы сделаем это немедленно», — легкомысленно ответил Ги, не понимавший опасности положения.

С одобрения Лузиньяна Раймунд со своими людьми быстро направился на север, к городку Хаттин, где имелись большие запасы воды, но путь туда оказался заблокирован неприятелем, и его отряду пришлось остановиться в предгорьях. Вечером, оглянувшись назад, Раймунд с ужасом увидел, что основные силы во главе с королем не спешат к нему на подмогу, а стали лагерем в Маскане, где источников не было. Теперь люди графа, окруженные со всех сторон, остались без воды и без надежды на помощь. Впереди, на расстоянии около мили, лежали Хаттинские отроги — место, где некогда была произнесена Нагорная проповедь. Теперь эти горы кишели врагами. Странная ирония их положения не ускользнула от графа Раймунда: те, кто считал себя христианами, были теперь поистине нищими духом и могли оплакивать собственную судьбу.