Священная кровь - [7]
— Если бы они от этого стали твоими… — вздохнув, заметил Джура.
— Да-а… — протянул Юлчи. — Но, говорят, хорошее намерение — уже наполовину богатство. Когда-нибудь и я своего коня заседлаю. Может, он не будет ни летуном, ни скакуном, пригодным для улака[11] и скачек, но будет хорошим работягой.
Джура пожал плечами и безнадежно махнул рукой, показывая, что он-то уже ни на что не надеется. Поймав присосавшуюся к лопатке лошади желтую «собачью» муху, он выругался, раздавил ее каблуком сапога, потом засучил рукава и, негромко мурлыча что-то себе под нос, принялся за дело.
Юлчи задержался у стойла, залюбовавшись конем. Джура заметил это, расправил спину, обвел взглядом конюшню.
— Буланый хозяина твоего тоже хорош! — проговорил он. — Если ты знаешь толк в лошадях, конь этот из тех самых буланых, о которых рассказывают в сказках.
— А ваш? — засмеялся Юлчи.
Джура любовно провел ладонью по крупу коня.
— О нем и говорить нечего! — с гордостью сказал он. — Это первый из первых. Равного ему не сыскать. Посмотрел бы ты, как он бежит! И старый и малый глаз оторвать не могут! Заприметят издали и провожают, пока не скроется… Стой, стой! Что, мухи нападают, каренький? Сейчас мы их в ад спровадим… — Расправившись с мухами, Джура продолжал: — Только, надо сказать, у человека часто бывает дурной глаз, братец. Как-то стою на Иски-Джува[12], жду хозяина. Базарный день, народу много. Все на лошадь глаза пялят… Подходит один седобородый — раньше он барышником был. Оперся на посох, уставился на коня. «Живу, говорит, я со времени Малля-хана кокандского, сын мой. Видел много и ханских и байеких коней, много прошло их через мои руки. Но этот — не конь, а душа живая! Чей он? Сколько стоит?» «Сожрал ты мне коня!» — подумал я и говорю ему: «Другого бы на твоем месте кнутом хватил, а тут седины твои приходится уважать…» И что бы ты думал? На другой день заболел мой конь! У меня чуть душа не выскочила. Хорошо еще, кроме меня, никто не заметил. Хозяин-то в лошадях и на просяное зернышко не смыслит… — Джура вздохнул. — Ходить за чужой скотиной самое трудное дело, братец. Что случится — беда на твою голову. Хозяин у меня шумливый. Даже самый смирный человек и тот, как только разбогатеет, начинает забываться. Знаем мы! А над кем и поглумиться, как не над работником?.. Так вот, что же мне, думаю, делать? Голова пошла кругом. Побежал я к знахарю-мулле[13]. Слышал, что крепко помогает его заговор… Стой, стой! Сейчас я тебя, дорогой, начищу так — будешь блестеть, что девушка после бани… Да, пришел я к мулле и что, думаешь, сказал ему? «В нашем, говорю, доме заболел один бедняга. Видно, джинны душат. Идемте, пошепчите, может, исцелит ваш заговор…» — «Хорошо», — отвечает мулла и отправился со мной. Пришли мы. Веду его в конюшню, говорю: «Почтенный, вот наш больной». А мулла смеется: «Ничего, говорит, в этом особого греха нет. Вчера мне пришлось читать молитву над коровой». Мулла прочитал молитву. Пошептал, подул, поплевал на стороны. Сказал: «Сглаз это. Обкуришь еще исрыком[14] — пройдет». Вручил я ему за труды свой собственный целковый. Ушел он. А мне опять не спится. Ровно в полночь бегу к своей старухе матери… У меня, братец, всего только и родни, что одна мать. Мне уже сорок лет. И ни жены, ни детей. Бобылем, можно сказать, прожил свой век… Мать моя тоже ловка насчет того, чтобы от сглазу полечить, пошептать, поплевать направо-налево. Разбудил я старуху. «Вставай, говорю, показывай свои чудеса!» Рассказал ей все. Пошли мы. Зимняя ночь, холод. Земля скользкая что стекло. Мать-бедняга падала не раз. Ну все же добрались кое-как… До рассвета и она успела пошептать над конем… Уж не знаю, кто из них помог только выздоровел конь… Так-то, брат, — заключил свой рассказ Джура. — Но, говоря по правде, нам, кучерам и конюхам, трудно, очень трудно… Ну-ка, стань в сторонку, желанный, — ласково обратился Джура к коню. — Дай брюхо тебе почистить…
Солнце уже поднялось довольно высоко. Гости встали, оделись и, весело болтая, разгуливали вокруг цветника.
Джура, покончив со своими делами, смело подошел к ним, кое с кем даже обменялся парой-другой слов, затем, отпросившись у хозяина, вышел на улицу. Юлчи же присел на корточки под деревом, на берегу арыка, подальше от гостей. Он не только подойти к ним — даже смотреть в ту сторону стеснялся. Их разговоры, поведение, обращение — все казалось ему чуждым и непонятным.
Из калитки внутренней половины дома вышел Мирза-Каримбай. Юлчи вскочил, поздоровался с ним. Бай пробормотал обычное «ваалей-кум» и, даже не взглянув в его сторону, прошел к гостям. Немного погодя он вернулся, позвал Юлчи:
— Идем-ка со мной, племянник.
Бай легко перепрыгнул через арык и пошел впереди. Новые лаковые капиши его мягко поскрипывали, легкий шелковый халат сиял, переливаясь на солнце разноцветными огнями, вспыхивал искрами, от которых рябило в глазах.
Через маленькую калитку они вышли в сад. Юлчи показалось, что он попал в рай. Сад был огромный. Больше двух танапов земли занимал виноградник. Под высокими, уходящими вдаль сводами его свободно могла пройти кокандская арба
Роман «Навои» — одно из самых крупных произведений Айбека, издан впервые в 1944 г. Автор создал в своем романе исторически правдивый обрез замечательного сына узбекского народа — Алишера Навои — поэта, мыслителя, гуманиста. За это произведение Айбек в 1946 году получил Государственную премию СССР.
Роман «Солнце не померкнет» посвящен героическому подвигу советских воинов в годы Великой Отечественной войны. В книге рассказывается о трудных боях под Москвой осенью 1941 года. Плечом к плечу с русскими, украинцами, белорусами и сынами других народов сражаются с врагом узбеки.
«Детство»- это автобиографическая повесть, в которой автор рассказывает о своей жизни и жизни узбекского народа в дореволюционное время. Действие происходит в Ташкенте, где родился и рос Муса, главный герой повести. Обо всем, что видит Муса в окружающей его действительности, о влиянии на подростка идей первой русской революции и восстания 1916 года, которое вспыхнуло в Ташкенте, автор рассказывает взволнованно и правдиво.В 1962 году, за повесть «Детство», Айбек удостоен государственной премии УзССР имени Хамзы.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Третья книга трилогии «Тарантул».Осенью 1943 года началось общее наступление Красной Армии на всем протяжении советско-германского фронта. Фашисты терпели поражение за поражением и чувствовали, что Ленинград окреп и готовится к решающему сражению. Информация о скором приезде в осажденный город опасного шпиона Тарантула потребовала от советской контрразведки разработки серьезной и рискованной операции, участниками которой стали ребята, знакомые читателям по первым двум повестям трилогии – «Зеленые цепочки» и «Тайная схватка».Для среднего школьного возраста.
Книгу составили известные исторические повести о преобразовательной деятельности царя Петра Первого и о жизни великого русского полководца А. В. Суворова.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
Лирическая повесть о героизме советских девушек на фронте время Великой Отечественной воины. Художник Пинкисевич Петр Наумович.