Священная кровь - [58]

И вся она — высокая и стройная, будто прозрачное видение, — то вспыхивала, то вновь потухала среди цветов и зелени. Юлчи следил за ней, пока она, как сказочная пери, не скрылась в гуще сада. Затем тронул коня и поехал медленным шагом.

А сердце Гульнар после неожиданной встречи не вмещало нахлынувшей радости. Отдавшись думам о любимом, девушка не заметила, как подвязала целую гряду виноградника, как наступил вечер. Она забыла даже вскипятить себе чаю.

Когда приехал отец, Гульнар разожгла огонь, поставила варить обычную постную шурпу.

Перед тем как свариться шурпе, возвратилась из города и Гульсум-биби. Вид у нее был больной и усталый. Гульнар еще никогда не видела мать в таком состоянии.

. — Что случилось, айи, вам нездоровится?

Гульсум-биби ничего не ответила, только взглянула на дочь злыми глазами, прошла под навес, сбросила паранджу и пластом растянулась на кошме.

Из сада подошел Ярмат, спросил, что нового в доме хозяев. Не получив ответа, вспылил, обрушился на жену с руганью.

Дрожа как в лихорадке, Гульнар кое-как налила шурпы. Гульсум-биби даже не притронулась к еде. Девушка через силу проглотила две-три ложки. Ярмат же, накрошив в свою миску черствого хлеба, быстро опорожнил ее, затем пододвинул к себе нетронутую миску жены.

— Злая собака! — ворчал он. — От твоих насупленных бровей холодом веет.

— Мама устала, зачем вы ругаетесь? — заступилась Гульнар за мать.

— Что, на ней пахали в городе? Устала она, подохнуть ей! — сердито закричал Ярмат.

Гульсум-биби продолжала неподвижно лежать на кошме.

Как только зашло солнце, Гульнар, хоть ей и не до сна было, легла в постель, укрылась с головой одеялом и долго плакала.

Наутро, едва открыв глаза, она сразу же взглянула на мать: лицо Гульсум-биби было таким же хмурым и злым, как и вчера.

Чтобы не попадаться на глаза матери, девушка поспешила к арыку, кое-как умылась, утерлась концом платка и тотчас заторопилась в сад на работу, но Гульсум-биби остановила ее:

— Подожди, не спеши. Пока отца нет, поговорить надо с тобой, провалиться тебе! Ты отравила мне сердце! — Гульсум-биби вскочила с кошмы и проворно закрыла на цепь калитку.

Гульнар застыла посреди двора. Гульсум-биби грубо схватила ее за руку, потащила под навес. Задыхаясь от гнева, спросила:

— Сколько месяцев ребенку, провалиться тебе? — и пнула девушку носком капиша.

— Что? Как вам не стыдно! — вскричала Гульнар, ударяясь головой о столб.

— Тише, не кричи!.. Опозорила ты меня, голову мою до самой земли пригнула, подохнуть бы тебе маленькой! Говори, когда связалась… Когда сошлась с этим, с Юлчи, порази его стрелой молнии.

Гульсум-биби повалила дочь и принялась щипать ее, точно щипцами. Но Гульнар не чувствовала боли.

— Это клевета! Боже, прими душу мою! Кто защитит меня, если родная мать поверила такой клевете!

Девушка рыдала, кулаками била себя по голове, по лицу.

— Какая клевета? В чем клевета? — шипела Гульсум-биби, с остервенением дергая дочь за ухо. — Ты же сама призналась Нури, а Нури сказала матери. Я все знаю. Чуть с ума не сошла. Не помню, как добралась из города.

Услышав имя клеветницы, Гульнар вырвалась, вскочила и в исступлении закричала:

— Ложь! Все ложь! Нури сама распутница. Я ничего ей не говорила! Я чиста, айи, чиста!.. Я еще не потеряла ума, стыда-совести. Я не такая бесстыдница, как Нури! — Девушка повалилась на пол.

Гульсум-биби не сдавалась:

— Правду говори, все равно смерть тебе! Скажу отцу — он тебе голову оторвет… и Юлчи… обоих вас изничтожит… Хоть перед смертью правду скажи!

Гульнар продолжала рыдать и биться мокрым от слез лицом о грязную, пыльную кошму. Она твердила одно:

— Ложь! Ложь! Ложь!

Отчаяние дочери смягчило сердце Гульсум-биби.

— Ложь? Как мне верить тебе? — говорила она, уже не в силах сдержать слез.

Содрогаясь от рыданий, Гульнар подняла от кошмы голову:

— Не верите — дайте Коран, я поклянусь на Коране! Потом можете убить меня. Все равно перед богом я предстану чистой, с открытым лицом. А не верите — после узнаете, что я не виновата.

Захлебываясь от слез, девушка обняла мать. Гульсум-биби оттолкнула ее, запричитала:

— Ах, где же смерть моя?.. Убила ты родную мать! Зачем только я родила тебя! И Юлчибай тоже — говорили, что он хороший, и самой он мне нравился. Стирала ему, латала. А он что наделал!

Гульнар вскочила, в упор посмотрела на мать опухшими и покрасневшими от слез глазами и с неожиданной смелостью выкрикнула:

— А Юлчи чем виноват? Я люблю его. Это правда. А остальное все — ложь, клевета!

— Люблю-у?! — Гульсум-биби снова вспыхнула гневом. — Где ты научилась таким словам? Вот это и есть, что ты стала беспутной!

Но Гульнар уже осмелела. Сознание правоты придало ей силы.

— Айи, — заговорила она — верьте, я чиста. Я сохранила себя! Хотите, пойдемте к Нури, к старшей хозяйке. Пусть Нури при мне скажет, что я ей говорила. Верно. Они — хозяева. Но им, видно, мало того, что мы на них батрачим, они хотят и имя наше очернить! — Гульнар схватила мать за руку. — Идемте! Я не могу стерпеть этой клеветы. Не бойтесь их, айи, пусть прогонят нас, что ж с того? С голоду не пропадем, мы привыкли к нужде. Проживем и без них… Не пойдете?