Свояченица - [18]

Юрка навострил уши:

- А что за приключение?

Дядя отмахнулся от него и процитировал:

- Вырастешь взрослым - узнаешь!.. А пока, раз ты из нас троих самый ловкий да поворотливый, вот тебе ключи, открой машину и достань с заднего сиденья пакеты. Там еда. Большую сумку заберем, когда стемнеет окончательно.

- Дядя Лёша, а где Андрей?

- Иди-иди, не заговаривай зубы голодному волку!

Юрка ящерицей скользнул вниз, виртуозно минуя обломки ступени.

Анна потерла глаза кулаками и промолвила:

- Ты-то знаешь, где твой Андрей, а вот где сейчас мои все...

Алексей, не склонный поощрять её к сантиментам, грубовато заметил:

- Ты сначала тех, кто рядом, пожалей и приголубь. Юрка нуждается в тебе не меньше, чем они. Кто знает, что он пережил за последние дни, и как ему удалось удрать. Вон, гляди, какие картинки рисует. - Он пододвинул к ней шедевры сына. - Да и я теперь - сторона пострадавшая, правда, к счастью, благодаря тебе - лишь материально. Так что тоже - нуждаюсь в твоей опеке...

Анна внимательно посмотрела на него и предостерегла:

- Так ведь, со мной поведёшься - обязательно на что-нибудь нарвёшься... - Она снова опустила глаза на графические "шедевры" сына. Дачи-то не жалко?

- Дачи?..

Алексей только усмехнулся. Она почувствовала себя полной идиоткой: ведь он наверняка думал о картинах.

Снизу послышался свист. Опекун подошел к окну и жестом поманил Аню полюбоваться картинкой: её сын вцепился в пакеты зубами и, демонстрируя свою силу и ловкость, на одних руках взбирался по хлипкой лестнице. Наконец, пакеты, заботливо упакованные Женой Рустама, были доставлены.

- Ну что ж, мальчики, - прижала она к себе Юрку, - вы разбирайте сумки, а я пойду посмотрю, можно ли найти здесь какую-нибудь посуду.

Анна спустилась по внутренней скрипучей, но крепкой деревянной лестнице в дом. Лишь только она прошла через сени, служащие кухней, "в горницу", как говаривала свекровь, - захлестнули воспоминания. Она и боялась этого, и хотела. Хотела вспомнить ту жизнь.

"Заглохший пруд всегда полон грустного очарования." - Теперь у Анны была своя, личная Сэй-Сёнагон в светлом переплете.

Так сладко было вновь окунуться в полузабытую атмосферу дома бабы Веры, увидеть старую самодельную мебель: широкую деревянную лавку, сосновый стол, две скамьи, кресло-качалку, где на сиденьи до сих пор лежат выцветшие ситцевые подушки.

Анна полезла в нижний ящик комода и нашла там незаконченную когда-то вышивку крестом. Потом села на сундук, уставилась в угол, где раньше у бабы Веры висела икона - единственное, что они забрали, после её смерти... Борис категорически отказывался взять "весь этот хлам, который только пыль притягивает".

Его мать вообще очень любила всё вокруг украшать, обшивать, обвязывать. Любой лоскутик находил единственно нужное место в пестром рисунке одеяла, занавески топорщились рюшами, наволочки украшала вышивка ришелье и везде, везде, везде - лежали ажурные белоснежные салфетки, связанные из обычных швейных ниток. Ну, кто любит рукоделье - тот понимает!..

От всего этого в бедном деревенском доме было так уютно, так напоминало Анне детство, что не хотелось возвращаться в обустроенную городскую квартиру с импортными коврами и гарнитурами...

Анна присела на тяжелый старинный кованный сундук-лавку и перед её глазами снова промелькнула картинка вчерашней ночи, а точнее не ночи утра. Снова возникло ненавистное лицо...

- Алёна. - Так её назвал однажды - незадолго до своего ухода - муж, оговорившись. Именно после этого она выставила его. Хотя всё, что её окружало, всё, чем она владела, её мир, её дети, - всё это было связано с Борисом.

- Мама! - голос Юрки вернул её к реальности. - Ты скоро? Мы есть хотим!

- Аня! - предостерег её Алексей от нового всплеска эмоций. - Только цель!

Анна вскочила, открыла дверцу буфета, схватила первые попавшиеся под руку миски и спросила:

- Где накрывать: наверху или внизу?..

Давясь от жадности и захлебываясь от нетерпения поведать всё, что он знает, Юрка рассказал им о том, как забирали детей из "Дзержинца", как ему удалось удрать и что при этом узнать.

Оказалось, что незадолго до этого сменилась медсестра: вместо пожилой Юлии Борисовны, проработавшей на одном месте двенадцать лет и, как облупленных, знающей всех интернатских, взяли практикантку после медицинского училища. Правда, за "выдачу" детей отвечали ещё и воспитатели, но у них, как на грех, в этот день случилось совещание в Москве по итогам учебного года. Так что в лагере никого из начальства не было.

Алексей и Анна понимающе переглянулись: видимо, Двойник дал знать своему "руководству" о том, что ситуация - вполне подходящая, и момент не был упущен.

За детьми приехали двое: мужчина, который представился медсестре их опекуном Ариным Алексеем Анатольевичем, и бойкая молодая ярко накрашенная блондинка, которая назвалась подругой его погибшей жены. Пока он показывал медсестре паспорт, оформлял документы, женщина отвела детей в сторонку и пообещала, что если они подтвердят медсестре, что этот дядя - действительно их опекун, он отвезет их повидаться с матерью, которая, якобы, находится сейчас в пансионате под Рязанью, - ждёт их с нетерпением.