Свой с чужим лицом - [7]

Мимо тащились грузовые «Опели» с красными крестами на бортах, шли уставшие пехотинцы. Многие были перевязаны, но передвигались самостоятельно.

Колонна прошла, стало тихо. Пахомов дал отмашку. Полуторки пересекли дорогу и через несколько минут въехали в небольшой сквер, окруженный облупленными строениями. Пути отхода немецких подразделений остались в стороне.

Звуки боя на востоке стихли. Похоже было на то, что Красная армия брала передышку. Это было не очень приятно. Меньше всего лейтенанту хотелось куковать в тылу врага.

Купеческий дом выглядел целым и даже нарядным. Возле него покрикивали немцы, работали вхолостую автомобильные моторы.

Времени на разведку не оставалось. Машины въехали в парк, раздавив пару кустарников.

– К машинам! – вполголоса скомандовал Шубин.

Построение было символическим. Требовалось всего лишь пересчитать выживших по головам. Они потеряли четверых. Сержантский состав уцелел. Ранен был только один боец. Пуля срезала кожу с плеча красноармейца Козулина. Парень глухо выражался по этому поводу.

Отделение абвера эвакуировалось. Видимо, немцы сообразили, что город не удержать. У крыльца симпатичного двухэтажного особняка стоял грузовик с работающим двигателем. Солдаты в длинных шинелях по цепочке передавали в кузов коробки. На крыльце мялись двое в офицерской форме, обменивались резкими фразами. Недалеко от «Опеля» стоял легковой «Фольксваген» с усиленной передней рамой и мощными колесами. Пухлый водитель с короткими ногами ковырялся в капоте, что-то отлаживал. Неисправность была не фатальная, мотор работал. Ноги водителя фактически болтались в воздухе.

Атака была внезапной. Двадцать шесть красноармейцев свалились на врага как снег на голову. Убивать офицеров Шубин строго-настрого запретил, позволил только ранить, если очень захочется. Водитель застрял в капоте «Фольксвагена». Его ноги безжизненно свесились.

Солдаты побросали коробки, схватились за оружие. Красноармейцы расстреляли их в упор, положили всех четверых. Последнее тело катилось с крыльца как полено.

Заметались перепуганные офицеры. Один выхватил из кобуры пистолет, но товарищ схватил его за шкирку, швырнул внутрь здания, прыгнул туда сам. Разлетались стекла в окнах первого этажа. Захлопнулась входная дверь, пули молотили по ней, выбивали щепки.

– В офицеров не стрелять! – выкрикнул Шубин.

Он не раз уже предупреждал бойцов об этом, но повторение – мать учения.

Красноармейцы прекратили огонь, разбегались по пустырю.

– Отделение, в обход! Заблокировать окна и запасной выход! Пулеметы напротив крыльца и к двери черного хода! – приказал командир взвода.

Восемь человек пустились в обход здания и сразу же пресекли попытку немцев к бегству. Застрочил «дегтярь», зазвенели стекла. К западной стороне особняка примыкал дворик, опоясанный сплошным металлическим забором.

В ограде выделялись ворота. Они были заперты, что тут же проверил боец, подбежавший к ним. Со второго этажа простучала очередь. Он прижался к воротам, потом припустил к ближайшему кустарнику. Ноги у парня были длинные, пули его не догнали.

Красноармеец Шагалов перебежал через пустырь, неловко забросил автомат за спину, рванул застежку подсумка. Первая граната полетела под колеса «Фольксвагена». Машина подпрыгнула, окуталась смрадным дымом. Свалился с капота мертвый водитель, щекастый, с носом-пуговкой. Вторую гранату Шагалов закатил под грузовик. Машина осталась на колесах, но осколки повредили рессору, пробили днище кабины, на землю потекла бурая маслянистая жидкость. Шагалов злорадно засмеялся.

В окне нарисовался немецкий солдат. Он выбил стекло прикладом, вскинул карабин и произвел два выстрела. Пальнуть трижды он не сумел. Пуля попала ему в голову, отбросила в глубину помещения.

Шагалов как-то вздрогнул, руки его безжизненно повисли. Он рухнул на колени. Злорадная улыбка сползла с губ. Боец упал лицом в землю.

Взбешенные красноармейцы открыли огонь по зданию, разбивали уцелевшие стекла, крошили деревянные наличники. Превратился в решето металлический забор, опоясывающий дворик.

– Всем отойти! – прокричал Шубин. – Занять позиции. В здание не лезть!

Люди выполнили приказ.

Пробежал по пустырю замешкавшийся боец. Простучала очередь, и он покатился с простреленной ногой.

Шубин скрипнул зубами. Где набрать других, исключительно одаренных?

Автоматчик ударил по окну, заставил немца убраться. Подбежали два бойца, затащили товарища в кустарник. Он визжал от боли, потом захрипел, стал кашлять.

«И куда его теперь?» – с досадой подумал Шубин.

– Сержант, Агееву ногу насквозь прострелили! – выкрикнул кто-то. – Мы перевяжем, но куда его девать? В медсанбат бы парня!

– Ага, сейчас подъедут! – злобно выкрикнул Левитин. – Агеев, ты башкой когда-нибудь думал?

– Вот снесут ее фрицы, тогда и задумается! – заявил кто-то и нервно засмеялся.

С этой минуты на открытые участки красноармейцы не лезли, лежали за деревьями, готовились отражать вылазки фашистов. Никто не знал, сколько их теперь находится в здании. Шестерых положили, очевидно, осталось немного. Несколько рядовых и офицеров, которых приказано брать живьем.

К взводному подползли Асташкин и Карабаш, расположились неподалеку от него. После увлекательных похождений в селе Булатово и в Свято-Успенском монастыре эти бойцы стали держаться вместе. От предыдущего состава взвода остались только они. Командир и Настя не в счет.