Свои - [74]
Словом, мы с девчонками сходили и были в совершенном восторге. И от самой Аллы: в ее-то возрасте — и такая ясность ума, такая чистая, благородная речь. И от культуры вокала. Каждый звук отчетлив, внятен и именно пропет. Сейчас такое выходит из моды, а мне этого не хватает.
Конечно, букет вручила, проследила, чтоб Алла записку от бабушки прочитала. Алла прочитала, и так обрадовалась, что даже рассмеялась и попросила «дарителей сего букета» подойти к ней, пригласила нас в гримерку, напоила каким-то необычайно вкусным чаем, много расспрашивала о бабушке, и о себе в двух словах рассказала. Оказалось, она и есть та самая Ольга Фриш, с которой бабушка когда-то в Немгостеатре работала, только теперь сценический псевдоним себе взяла. Исколесила всю Европу, с кем только из служителей романса не работала, — с музыкантами, поэтами, композиторами. Бабушку «вычислила», когда ей в руки попалась книга некой П. Можаевой, где автор рассказывала о детском театре, о том, как детский театр может помочь детишкам и взрослым понять друг друга, помочь друг другу. Огорчалась, что в этот раз не сможет навестить бабушку: прямо с концерта ехала в аэропорт, а дальше домой, в Германию, где и жила последние несколько лет. Обещала заглянуть в следующий раз.
Вот так, и для нас неожиданный праздник получился, а уж как бабушка довольна была! Несколько дней про Ольгу-Аллу вспоминала. Про встречу выспрашивала, рассказывала, как они языкам учились, и как однажды дед к ним присоединился…
Очень надеюсь, что они еще встретятся.
Отметили бабушкин Юбилей. Ого-го какой — восемьдесят лет! Гостей ей пришлось принимать, оставаясь в кровати. Именинницу прихорошили, обложили подушками, перед кроватью поставили журнальный столик, а около него, напротив бабушки — пару стульев.
Желающих поздравить, конечно, предупредили, что юбиляра поберечь надо, поэтому больших торжеств не будет, и лучше не собираться, не все сразу, не в один деть. И столько разного народу приходило! Почти неделю шли… Шли, чтобы слова добрые сказать, посидеть, поболтать, здоровья пожелать, просто увидеться. И столько неподдельной радости было в глазах гостей!
Многих я прекрасно знала: тетю Женю Раевскую, Господина Актера, Ивана Петровича… Многие по телефону поздравляли. Люси звонила, — когда-то Любка-домработница, теперь она замужем за французом и живет в Париже; спрашивала, получила ли бабушка ее подарок — посмертный сборник поэта Чащина, выпущенный за границей его друзьями-эмигрантами. Просила обязательно прочитать предисловие некоего Вернера, там упоминалось о женщине, благодаря которой, по словам самого Чащина, сохранилась большая часть рукописей. «Не помочь ли нам господину Вернеру найти загадочную спасительницу?» — смеялась Люси.
Были и те, о которых я знала лишь по рассказам бабушки: из театра приходили с кипой смешных афиш и даже с маленьким капустником; всякие критики, культурологи; коллеги по работе в ДЮТе, даже сами выпускники ДЮТа, некоторые с родителями; чиновники из отделов образования; какая-то женщина с завода, где бабушка работала в 1943 году. А вот из родственников никого не было. (С Внучкой Того самого Павла Матвеевича мама рассорилась давным-давно, потерялась и связь с саратовскими Можаевыми: Розочкой, Петром, Семеном и Степаном Петровичами.)
А еще жалела бабушка, что за все годы жизни в Ленинграде, так ни разу и не случилось ей съездить в Саратов. Сначала не до того было, потом Саратов закрытым городом стал.
А я смотрела на нее, на ее гостей, слушала их разговоры и удивлялась: это сколько же истории в этих людях! И вот она вся собирается здесь, живая, говорливая, бережная друг к другу, уважительная. Мне даже неудобно было, что я во всем этом вот так запросто нахожусь, все равно что в музее на императорский трон усесться или начать расписывать шариковую ручку на листе императорской гербовой бумаги.
Мама говорит, что я сегодняшнего дня боюсь, а мне он просто не нравится.
Помню, было у меня «политическое» потрясение… Кругом митинги, перемены, учителям в школе водкой платят, пенсионеры без пенсий сидят, в аптеке — лекарства поддельные, которые приступов не снимают, а в столовой Ленсовета (я туда к маме зачем-то зашла) — миноги в маринаде, крабы, пельмени с олениной за копейки… А чем какой-нибудь толстокожий депутат лучше старика, отдавшего жизнь заводу? Почему старику нищета, а депутату — миноги? Я не в оскорбление народному избраннику. Я сегодняшний день описываю. И это — случайная картинка.
Но есть и другое, — будничная, ежедневная жизнь, и в ней разговоры политиков по телевизору, на митингах, между собой, — и сколько бы я их не слышала, всегда мне в них душно и тесно. Вот с Янкой, с бабушкой и ее знакомыми, с Екатериной (маминой знакомой) о чем угодно говорить можно, а можно книги читать или с Иркой по музеям ходить (Ирка, она живописью занимается, заодно и меня просвещает), — и такие просторы душе открываются, и сама душа шире, радостнее, сильней становится!
А политикам всегда всё плохо, каких бы направлений ни были, — только и знают, что ругаться да обижаться.
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…
Сегодня мы знакомим наших читателей с творчеством замечательного грузинского писателя Реваза Инанишвили. Первые рассказы Р. Инанишвили появились в печати в начале пятидесятых годов. Это был своеобразный и яркий дебют — в литературу пришел не новичок, а мастер. С тех пор написано множество книг и киносценариев (в том числе «Древо желания» Т. Абуладзе и «Пастораль» О. Иоселиани), сборники рассказов для детей и юношества; за один из них — «Далекая белая вершина» — Р. Инанишвили был удостоен Государственной премии имени Руставели.
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.