Свободный сон наяву. Новый терапевтический подход - [23]
В зависимости от того послания, которое он несет, мудрый старец принимает различные образы. Отшельник, пастух, рыбак, ремесленник, волшебник, жрец, монах, алхимик, странствующий поэт или музыкант – вот персонажи, которые часто его представляют.
Встреча с мудрым старцем происходит в хижине на опушке леса, в храме, в пещере, в старинной библиотеке, в лаборатории алхимика. Всегда это место проникнуто некоей торжественностью или удивляющей простотой. Вольтер, вдохновленный очень старой восточной легендой, пересказанной в Талмуде и в рассказе Аддисона, опубликованном в 1711 г., предлагает в своей повести «Задиг, или Судьба» описание встречи с мудрым старцем. Это описание можно считать довольно точным при условии, что мы забудем о диалоге между двумя персонажами, так как в онирических повествованиях мудрый старец чаще всего хранит молчание. Он предпочитает словам знаки, часто жесты, иногда графические изображения, но чаще всего они непонятны, как непонятны письмена в книгах или на пергаментах, покрытых иероглифами, которые он показывает пациенту:
«Дорогой он встретил отшельника с почтенной седой бородой, доходившей тому до пояса. Старец держал в руках книгу и внимательно ее читал. Остановившись, Задиг отвесил ему глубокий поклон. Отшельник приветствовал его с таким достоинством и кротостью, что Задига охватило желание побеседовать с ним. Он спросил, какую книгу тот читает. „Это книга судеб, – сказал отшельник, – Не хотите ли почитать?“ Задиг взял у него книгу, но, несмотря на то, что знал много языков, не смог прочесть ни единого слова»[21].
Двадцать четвертый сценарий Рашель – один из очень красивых примеров в ряду многочисленных записанных мной сновидений, в которых появляется мудрый старец. Здесь он главенствует в сцене преодоления порога с помощью одной из статуй с острова Пасхи – само название острова символизирует прохождение[22]. Непонятная книга, иностранный язык, понятный лишь на интеллектуально-интуитивном уровне, свеча, седые волосы, стадо овец – все эти атрибуты свидетельствует о подлинности персонажа. И главным образом каждый из них несет в себе узнаваемые признаки архетипа, записанного в нейрональных структурах вида:
«Я думаю… об идолах… короче, о статуях с острова Пасхи… как будто я иду по дороге из гальки… как будто в брод… и… вдали, очень далеко я вижу большое, очень большое лицо… выточенное в скале… и моя дорога из гальки ведет, кажется, прямо в рот… он похож на пещеру… я сомневаюсь, стоит ли входить в эту пещеру… она мне кажется немного опасной… я знаю, что статуя не может закрыть рот, но… я воображаю, что она может его закрыть… я все же вхожу… и вот, передо мной очень темный ход… я продвигаюсь в темноте… в полной темноте… проход очень тесный… я чувствую стены с обеих сторон и потолок, который на высоте моего роста… и я иду вперед и вперед… и… очень далеко… некий отблеск… это должно быть отблеск свечи… я потихоньку приближаюсь и вижу человека, читающего при свете свечи колдовскую книгу. Он лысый, с остатками длинных седых волос… у него большие очки… он читает, двигая пальцем по строчкам книги, которая кажется исключительно старинной, с ценной закладкой в виде ленты… я приближаюсь и вижу, что книга написана на иврите… еврейские буквы как будто живые… Он читает, двигая пальцем по строчкам книги, – это, должно быть Талмуд или Каббала, я не знаю. Во всяком случае, я думаю, что он меня даже не видит… он так занят своим чтением… он произносит слова во время чтения, и я сажусь напротив него… и… я жду, чтобы он меня увидел… но он полностью погружен в свое чтение, и это длится очень долго… свеча меркнет… я вижу, что она сгорает… но я все же жду… и… в какой-то момент он, наконец, поднимает голову. Кажется, что он впервые меня заметил… он поднимает очки на лоб… он смотрит на меня пронзительным взглядом, и этот взгляд производит на меня странное впечатление… он не обращается ко мне… он возвращается к своей книге… но вместо того, чтобы читать ее молча, он начинает читать в полный голос, как будто он читает ее для меня. А я, конечно, его не понимаю. Но язык похож на очень красивую музыку… напоминает мелопею[23]… и… мне кажется, что я задремываю под эту мелопею, под ласковое жужжание его голоса… я наполовину засыпаю и начинаю понимать, что он мне говорит. Он читает Песню Песней… это поэтично и так красиво, что я чувствую, она захватывает всю меня, эта поэзия меня волнует… И… когда я открываю глаза, я как бы перенеслась на лужайку, где течет ручей… гуляет стадо овец… на мне, кажется, платье из грубой шерсти, как будто сотканное вручную… и мне хочется почувствовать прохладу воды и, поскольку я босая, я хочу спуститься к ручью… вода обтекает мои щиколотки… она очень приятная и очень прохладная, и… я пересекаю ручей…»
3. Искра Божья, или зачатие
Административный акт, состоящий в признании существования индивида начиная с момента его рождения, придает этому моменту престиж бесспорной точки отсчета. Исходный момент возникновения жизни – зачатие – таким образом оставлен в тени. Последние удивительные достижения медицины по воспроизведению изображений, ранее скрытых от глаза: так, показывая спектакль проникновения сперматозоида в яйцеклетку, чудесному событию передачи жизни возвращают уважение, которого оно заслуживает.
