Свободное радио Альбемута - [57]

ВАЛИС не распоряжался целиком и полностью Землей. Здесь властвовал его враг и соперник, Князь этого мира. Влияние ВАЛИСа на Земле было очень ограниченным, он общался лишь с горсткой людей, да и то не открыто, а тайно — во сне или во время операции. Его победа придет не сейчас, позже. Еще не конец света. Ведь конец света всегда приближается, но никогда не приходит. Он воздействует на нашу жизнь именно тем, что всегда близко — но не здесь и сейчас.

Что ж, подумал я, мы будем делать то, что в наших силах. И пребывать в уверенности, что поступаем правильно.

Я обратился к Рэйчел:

— Я встретился с этой девушкой. Мы будем работать вместе. Тебе это может не понравиться — да и кому бы понравилось, однако так надо.

Рэйчел спросила, не отрывая глаз от дороги:

— Это сказал тебе ВАЛИС?

— Да.

— Поступай как должен, — сказала она тихо, напряженным голосом.

— Я так и сделаю, — ответил я.

Глава 25

До сих пор я еще не говорил с Садассой Сильвией о ее матери, якобы ничего не зная. Таким образом, первым делом мне следовало поговорить с ней о миссис Арампров и дать возможность откровенно рассказать то, что мне уже сообщил ВАЛИС. В противном случае мы просто не смогли бы работать вместе.

Я решил, что лучше всего выбрать для такого разговора какой-нибудь тихий уютный ресторан. Там нас не смогут подслушать с помощью «жучков». Итак, я позвонил Садассе с работы и пригласил поужинать со мной.

— Мне не приходилось бывать в «Дель Рейсе», — сказала она. — Но я слышала об этом местечке. У них кухня напоминает рестораны Сан-Франциско. Я свободна в четверг.

В четверг вечером я заехал за Садассой домой, и вскоре мы уже сидели в уединенном кабинетике главного зала «Дель Рейса».

— Так что вы хотели мне сказать? — спросила она, когда мы приступили к салату.

— Я знаю о вашей матери, — ответил я. — И о Феррисе Фримонте.

— Что вы имеете в виду?

Я заговорил тихо, соблюдая осторожность.

— Мне известно, что ваша мать была активисткой коммунистической партии.

Даже сквозь толстые очки было видно, как расширились глаза Садассы. Она прекратила есть и устремила на меня пронзительный взгляд.

— Кроме того, мне известно, — продолжал я ровным тоном, — что она завербовала Ферриса Фримонта, когда ему еще не было двадцати. Знаю я также и то, что она готовила его как тайного агента, который должен был заняться политической деятельностью, не открывая своих истинных взглядов и партийной принадлежности.

По-прежнему не сводя с меня глаз, Садасса сказала:

— Вы сумасшедший.

— Ваша мать умерла, — продолжал я, — и партия — то есть Феррис Фримонт — думает, что эту тайну она унесла с собой. Однако в детстве вы видели Фримонта с вашей матерью и подслушали их разговоры. Если не считать высших партийных руководителей, вы — единственный человек, которому ведома эта тайна. Вот почему правительство попыталось убить вас с помощью рака. Они узнали, что вы живы, хотя и сменили имя, и что вам все известно. По крайней мере у них есть такое подозрение. А это значит, что вас должны ликвидировать.

Садасса застыла с поднятой вилкой, молча глядя на меня.

— Предполагается, что мы будем работать вместе, — продолжал говорить я. — Необходимые сведения будут записаны на долгоиграющем диске таким образом, что при многократном воспроизведении слушатели смогут подсознательно воспринимать их суть. Техника записи позволяет… да это и делается все время. Правда, информация для подсознательного восприятия должна быть очень проста. «Феррис Фримонт — красный». И все. Одно слово на одной дорожке, второе — на следующей, и так до восьми, не больше. При воспроизведении слова помещаются рядом. Я прослежу, чтобы эти записи наводнили страну. Мы выпустим огромный тираж и сразу выбросим его на рынок — ведь как только люди начнут воспринимать и расшифровывать полученную информацию, власти вмешаются и уничтожат все…

Садасса наконец обрела голос:

— Моя мать не умерла. Она живет в Санта-Ане и много работает в церковной общине. В ваших словах нет ни грамма правды. Никогда не слышала подобной чепухи!

Она встала, положила на стол вилку; в ее глазах застыли слезы.

— Я ухожу домой. Вы не в своем уме. Я слышала о том, что с вами произошло на шоссе — видимо, вы совсем свихнулись после аварии. Всего хорошего.

Она быстро вышла, не оглянувшись.

Я молча остался сидеть за столом.

Вдруг Садасса вернулась, наклонилась к моему уху и заговорила тихо и неприязненно:

— Моя мать — республиканка с головы до ног и была таковой всю свою жизнь. Она никогда не имела ничего общего с левыми, а особенно — с коммунистами. Она никогда не встречалась с Феррисом Фримонтом, хотя присутствовала на митинге в Анахайме, где он выступал с речью — ближе она никогда к нему не подходила. Моя мать — самая обыкновенная женщина, несущая бремя фамилии Арампров, хотя это слово ровно ничего не значит. Из-за этой фамилии полиция неоднократно проверяла ее. Может быть, вы хотите с ней встретиться? — В голосе Садассы слышались злые нотки. — Я вас познакомлю, и вы сами ее спросите. Из-за таких слов, безумных слов, люди попадают в… Да что там говорить!

Садасса решительными шагами вышла из кабинета.

Я ничего не понимал. Или она лжет мне?