Свободная любовь - [8]

Марго впервые захотелось разрыдаться из-за мужчины, но она вместо этого вышла, бросив уничтожающий взгляд на преподавателя, и решительно направилась к дверям ректората.

— Что вам нужно, девушка? — окликнула секретарша. — Вам придется подождать, ректор сейчас занят.

Но Марго сделала вид, что не слышит обращенного к ней вопроса, и, взявшись за ручку двери, быстро проскользнула в кабинет ректора. Она заметила, как недовольно вскинул голову ректор, отрываясь от кипы лежащих перед ним бумаг. Но, увидев Марго, он радостно улыбнулся. Его круглое лицо от этой улыбки стало еще круглее, а небольшие серые глаза превратились в узенькие щелочки.

— Геннадий Васильевич, я не успела ее остановить, извините, — в кабинет вслед за Маргаритой ворвалась секретарша.

— Все нормально, Люда, вы можете идти, — ответил ректор и поднялся из-за черного блестящего новизной письменного стола.

— Привет, дядя Гена, — весело прощебетала Марго.

— Здравствуй, крестница, — ответил Геннадий Васильевич, целуя ее, как всегда, в обе щеки. — Случилось что-то из ряда вон выходящее, что ты прибежала ко мне?

— Да нет, я просто так зашла, — ответила Марго, лихорадочно соображая, как бы ей получше рассказать о происшедшем, чтобы хорошо выглядеть в рассказе самой и не очень подвести нового преподавателя.

— А если просто так, то давай-ка лучше поболтаем обо всем, когда я заеду к вам домой, — предложил ректор и обнял Марго за плечи, направляясь вместе с ней к дверям.

«Он, наверное, решил, что я собираюсь, как обычно, поболтать с ним», — подумала Марго. Геннадий Николаевич, однокурсник ее родителей по филологическому факультету университета и ее крестный, с детства был доверенным лицом девушки. Ему она рассказывала о своих ребяческих радостях и горестях, о всех своих проблемах Отец был слишком занят, чтобы просто посидеть с ним, а мама была слишком правильная, чтобы ей можно было, не встретив осуждения, повествовать о своих проказах и проделках. К тому же дядя Гена всегда мог помочь найти правильный выход из любой ситуации. А мама сначала занудно выясняла бы, как Марго смогла опуститься до такого, потом долго объясняла бы очевидное — так делать не следовало, словно Марго и сама не знала этого, а в конце посоветовала бы что-нибудь совсем нелепое: например, пойти и откровенно признаться в содеянном, если ты сделала что-то нехорошее. Только дядя Гена мог придумать что-то путное, чтобы и овцы были целы, и волки сыты.

— Нет, я пришла по серьезному делу, — возразила Марго, придумав наконец, как смягчить в рассказе то, что произошло в классе: все-таки сейчас дядя Гена на работе и не стоит ему открывать всего, как она привыкла это делать.

— Надо же, у малышки Марго появились серьезные дела, — шутливо произнес ректор. — Неужели не любовные?

— Не любовные, — строго сказала Марго, стараясь придать разговору серьезность. — Они касаются учебного процесса.

— И совсем-совсем не касаются процесса любовного? — продолжая улыбаться, поинтересовался Геннадий Васильевич, заглядывая ей в глаза.

— Ну, если только совсем чуть-чуть, — тоже улыбнулась она. — Не стала бы я нарушать нашу с вами договоренность и отвлекать вас от работы, если бы это дело не относилось в основном к институтским проблемам.

— Да, раньше ты не врывалась в мой кабинет, ты вообще не заходила сюда и, как примерная студентка, вежливо здоровалась со мной в коридорах и аудитории, не демонстрируя нашей дружбы. И то, что ты поступаешь сейчас по-другому, подсказывает мне, что речь идет не о «чуть-чуть». Не так ли?

Если бы это говорил ей кто-нибудь другой, Марго, пожалуй, обиделась бы, но Геннадий Васильевич хотя и потешался над ней, но был ее другом, и его смех не оскорблял ее.

— У нас в группе появился новый преподаватель, — начала рассказывать Марго. — Он ведет рисунок и живопись.

— Что ты говоришь? — ректор громко расхохотался. — А я и не знал. Так, значит, вот на кого пал твой выбор. Я одобряю тебя. Он даже мне, лысому старому мужчине, показался красивым. Так что представляю, каким должны видеть его восхищенные девичьи глазки. — Ректор похлопал ладонью по совершенно лысой голове. — Наверное, ты, крестница, решила, что еще никогда в жизни не видела никого привлекательнее. Я не прав? А как тебе понравились его черные глаза? Какие эпитеты ты подобрала бы для их описания?

— Перестаньте, дядя Гена! — краснея от его догадливости, воскликнула девушка. — При чем тут его привлекательность?

— Ни при чем? А что же тогда явилось причиной твоего визита? Расскажи-ка!

Марго показалось, что в тоне крестного сквозь смех проскальзывает чрезмерная заинтересованность, очень удивившая ее. Неужели Геннадий Васильевич так сильно любит ее, что ему интересны такие подробности ее личной жизни? Уж не влюблен ли он в нее сам, несмотря на свою старость — Марго все мужчины старше тридцати казались стариками, а дядя Гена был ровесником отца, к тому же он был лысым и по меньшей мере смешно было бы представить его в роли ее воздыхателя. Нет, он просто любит ее, как родную дочь, он знает ее с пеленок, он носил ее на руках, и прочее, прочее, прочее, что сопровождает холостых и бездетных друзей семьи.