Свобода в изгнании. Автобиография Его Святейшества Далай Ламы Тибета - [67]

В конце 1959 года пришло сообщение об основании двух организаций: Центрального комитета помощи, возглавляемого Ачарьей Крипалани, и Американского комитета по оказанию неотложной помощи для тибетских беженцев, который был учрежден специально, чтобы помочь нам. Вслед за ними появились и другие организации с подобными целями в других странах, которые все вместе оказывали неоценимую помощь.

Между тем, меня стали посещать некоторые интересные люди. Одним из них был тот самый индийский монах, которого я встретил в Дромо во время его приезда с реликвией — останками Будды. Я был чрезвычайно рад видеть его снова. Он был очень образован и имел особый интерес к общественным и экономическим вопросам. В период, прошедший после нашей предыдущей встречи, он много времени и энергии потратил на попытки синтезировать марксистскую идеологию и духовные принципы буддизма. Это крайне меня заинтересовало. Я был убежден, что такая работа была жизненно необходимой, поскольку огромная часть Азии, в которой верой предков являлся буддизм — от границ Таиланда вплоть до Сибири, в настоящее время переживала ужасные страдания в результате враждебности марксизма к религии.

Примерно в это же время мне нанес визит один сингалезский монах левых убеждений. В конце своего пребывания в Массури мой новый друг пригласил меня в Шри Ланку. Именно туда мне очень хотелось поехать, в немалой степени потому, что это дало бы возможность увидеть самую важную из всех реликвий — зуб Будды. Однако спустя несколько месяцев, когда приближалось время отправляться в путь, я получил убедительное доказательство того, как ненадежен статус беженца. Правительство Шри Ланки прислало сообщение, что, к сожалению, мой визит должен быть отложен на неопределенный срок ввиду "непредвиденных обстоятельств". Оказалось, это шло из Пекина. Еще раз мне напомнили о том, что "братья и сестры" в высоких кругах могут приостановить даже религиозную деятельность, если им это понадобится.

Настоятельная необходимость начала делового диалога с китайцами стала очевидна для меня, когда я принял делегацию от еще одной группы жертв коммунистической экспансии. Они были из Восточного Туркестана, захваченного Китаем в 1949 году. У нас нашлось о чем поговорить, мы беседовали много часов, сравнивая события, произошедшие у них и у нас. Выяснилось, что восточно-туркестанских беженцев значительно больше, чем нас, а один из лидеров был юристом. В то время среди всего тибетского населения не было ни одного практикующего врача-аллопата, не говоря уже о квалифицированном юристе. Мы подробно обсудили различные методы борьбы за свободу в наших странах, к которым могли прибегнуть. Наконец мы согласились сохранять тесное взаимодействие, что и делаем до настоящего времени, хотя тибетский вопрос каким-то образом всегда привлекал больше внимания, чем восточно-туркестанский.

В декабре я совершил еще одну поездку в Дели, на этот раз это был первый этап нового паломничества. Я хотел пробыть подольше в тех местах, которые посетил в начале 1957 года. По пути я снова навестил премьер-министра. Меня несколько беспокоило, что он может сказать по поводу резолюции ООН, и я почти был уверен, что он выразит свою досаду. Но Неру тепло поздравил меня. Я начал понимать, что, несмотря на изредка проявлявшуюся деспотичность, он был человеком великой души. И еще раз я ощутил смысл слова "демократия". Хотя я и отверг его мнение, он совершенно не изменил своего отношения к тибетцам. В результате, я был расположен слушать его более, чем когда-нибудь. Это явилось прямой противоположностью моему опыту в Китае. Неру не часто улыбался. Он сидел обычно, слушая спокойно, а эта его дрожащая нижняя губа слегка выдвигалась вперед, прежде чем звучал ответ, который всегда был откровенным и честным. Прежде всего, он предоставил мне полную свободу поступать по собственной совести. Китайцы же, наоборот, всегда улыбались и лгали.

Я встретился также еще раз с индийским президентом, доктором Раджендра Прасадом и гостил у него в Раштрапати Бхаван вместе с одним джайном, Ачарьей Тулси, к которому стал испытывать чувство глубокого уважения. Во время нашей первой встречи в 1956 году меня поразила скромность президента. Его манера поведения была чем-то совершенно необычным, и тронула меня буквально до слез. Он казался мне похожим на истинного Бодхисаттву. В последний раз я видел его в саду резиденции. Очень рано утром я вышел в сад на прогулку, и оказалось, что он тоже был там: сгорбленный и все же величественный старик в большом черном кресле с колесами.

Из Дели мой путь лежал в Бодхгайю. Находясь там, я принял делегацию из шестидесяти или больше тибетских беженцев, которые также совершали паломничество. В Бодхгайе был очень волнующий момент, когда их лидеры подошли ко мне и дали обет посвятить свою жизнь борьбе за свободный Тибет. После этого впервые в этой жизни я посвятил группу из 162 молодых тибетцев в бхикшу. Я ощущал, что мне выпала большая честь дать это посвящение в тибетском монастыре, расположенном в пределах видимости Храма Махабодхи у Дерева Бодхи, под которым Будда достиг Просветления.