Свобода в изгнании. Автобиография Его Святейшества Далай Ламы Тибета - [35]

Однако я отметил для себя в учении Будды такой момент, что в некотором смысле предполагаемый враг более полезен, чем друг, потому что враг учит терпению и другим подобным качествам, а друг — нет. К этому я присоединил свою твердую веру в то, что как бы ни было все плохо, в конце концов наступает улучшение. И в итоге свойственное всем людям стремление к истине, справедливости и взаимопониманию должно восторжествовать над невежеством и отчаянием. Поэтому когда китайцы подавляли нас, это лишь придавало нам силы.

Глава пятая В коммунистическом Китае

Примерно через год после ухода с поста Лобсана Таши и Лукхангвы китайцы предложили нашему правительству послать в Китай нескольких представителей, чтобы они своими глазами увидели, насколько чудесна жизнь на Великой Родине. Эта группа была должным образом отобрана и отправлена в поездку по Народной Республике. Когда они через много месяцев вернулись назад, то представили отчет, полный восхваления, восхищения и лжи. Я сразу же понял, что этот документ был написан под контролем, так как к тому времени уже привык, что в присутствии наших новых хозяев зачастую невозможно говорить правду. Мне также пришлось научиться подобной форме общения: как напускать на себя притворный вид, когда имеешь дело с китайцами в сложных обстоятельствах.

Вскоре после этого, в начале 1954 года, мне самому предложили поехать в Китай. Я счел эту мысль прекрасной. Мне представилась возможность встретиться лично не только с Председателем Мао, но и случай увидеться с кем-либо из внешнего мира. Однако эта идея мало кому понравилась из тибетцев. Они боялись, что меня могут задержать в Пекине и не разрешить вернуться — некоторые даже считали, что моя жизнь подвергнется опасности, и делали все, чтобы отговорить меня от поездки. Сам я не чувствовал страха и решил ехать, что бы там ни говорили. Если бы я не был так решителен, сомневаюсь, что из этого предложения что-нибудь вышло.

В конце концов я отправился в путь в сопровождении свиты, в которую входила моя семья, два наставника, два моих "ценшапа" (один из них был назначен после того, как Триджанг Ринпоче стал Младшим наставником), Кашаг и великое множество других официальных лиц. Всего нас было человек пятьсот. Мы отправились в самый разгар лета. Утром на берегу реки Кьичу состоялась церемония прощания, собрались все государственные чиновники, играл оркестр. Пришли десятки тысяч людей, многие несли молитвенные флаги и курительные свечи, чтобы пожелать мне счастливого пути и благополучного возвращения.

В те времена еще не было моста через Кьичу, и мы переправлялись в лодках из шкур животных под аккомпанемент пения монахов Намгьела, расположившихся на той стороне. Когда я забрался в свое специальное судно, состоявшее из двух таких лодок, связанных вместе, и повернулся, чтобы помахать на прощание своему народу, я увидел, что люди были очень взволнованы. Многие плакали, а некоторые, казалось, готовы были броситься в воду, уверенные, что видят меня в последний раз. Сам я испытывал смешанное чувство печали и волнения, точно так же, как при отъезде в Дромо четыре года тому назад. Смятение среди людей представляло собой зрелище не из легких. Но в то же время, перспектива предстоящего предприятия была чрезвычайно захватывающа для молодого человека девятнадцати лет.

Расстояние между Лхасой и Пекином составляет около двух тысяч миль. В 1954 году еще не было дорог, связывающих две страны, хотя китайцы уже начали строить Цинхайское шоссе, используя принудительный труд тибетцев. Первый участок был закончен, это дало возможность проехать небольшой отрезок пути в "додже" Тринадцатого Далай Ламы. Машину тоже переправляли через реку.

Моя первая остановка была в монастыре Гандэн, примерно в тридцати пяти милях от Лхасы, где представилась, возможность задержаться на несколько дней. Здесь со мной произошел еще один волнующий случай. Гандэн является третьим по величине монастырем-университетом Тибета. Покидая его, чтобы продолжить свой путь в Китай, я заметил нечто очень странное. Со статуей одного из божеств-хранителей Тибета, который изображается с головой буйвола, явно произошла перемена. Когда я в первый раз увидел ее, она смотрела сверху вниз с довольно смиренным выражением лица. Теперь она была обращена на восток, и вид имела довольно свирепый. (Рассказывали и такой случай, что во время моего бегства из страны стены одного из храмов Гандэна сочились кровью).

Я продолжил свой путь на автомобиле. Но вскоре мне пришлось сменить этот солидный вид транспорта на мула: когда мы приехали в область Конгпо, оказалось, что дорога размыта, а многие мосты разрушены. Передвигаться быстро стало очень опасно. Дорогу часто затопляли горные потоки, несущие талые воды, то и дело встречались оползни. Сверху скатывались булыжники и обломки скал. Так как был конец лета, шли сильные ливни, и во многих местах грязь доходила человеку до середины голени. Мне было очень жалко пожилых людей, которые иногда изо всех сил старались не отставать от других.

Мы попали в трудное положение. Наши тибетские проводники тщетно пытались убедить китайцев, сопровождавших нас, изменить курс и пойти по традиционным высокогорным тропам, а не по проектируемой дороге, которая, как они считали, никуда не годилась. Но китайцы настаивали на своем, говоря, что на том пути нет никаких постов. Поэтому мы продолжали идти по этой дороге. Просто чудо, что погибло только три человека. Погибшими были ни в чем не повинные молодые китайские солдаты из числа тех, которых ставили бок о бок по краю дороги, чтобы они прикрывали нас от обвалов. Я чувствовал большую жалость к этим ребятам. У них не было выбора. Несколько мулов тоже сорвались в пропасть, пропоров брюхо.