Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости - [82]

В результате люди отворачиваются от голосования и участия в большой политике, концентрируясь на прямых действиях или на кампаниях, посвященных решению какой‑либо одной проблемы. В окончательном докладе комиссии, который, как утверждалось, имел целью «спасение британской демократии от краха», было сформулировано 30 ключевых рекомендаций. Правительство одобрило доклад, его обстоятельно, но недолго обсуждали. И оставили без последствий.

Низкая явка и ограниченные полномочия усугубляются нехваткой сдержек и противовесов. Парламент редко оказывается способен осуществлять серьезный контроль. Время от времени правительство проигрывает важное голосование. Дебаты публика и пресса фактически игнорируют, а парламентские комитеты, столь влиятельные в США, в Великобритании институционально и интеллектуально ограничены. Влияние парламента на другие государственные органы, особенно на спецслужбы, прискорбно слабо. По иронии, в последние несколько десятилетий два наименее демократических института в Британии выступали в роли наиболее ответственных стражей ее свобод: суды и неизбираемая Палата лордов.

По правде говоря, в Великобритании никогда не было Золотого века свободы. Все правительства Великобритании идут протоптанными тропами, а премьер–министры неизменно приходят в ужас от получаемых ежедневных сводок о государственной безопасности. Блэр и его министры пошли по стопам консерваторов, унаследовав от них пренебрежение к «званым ужинам», участники которых зациклены на правах человека. Специалисты по изучению общественного мнения убедили их, что британская публика могла бы принять что угодно — от камер слежения до удостоверений личности, превентивного задержания и обыска, — только чтобы чувствовать себя в безопасности. Они полагали, что боятся только те, кому есть что скрывать. Если вы избегаете неприятностей, неприятности вам не грозят. Где я слышал это раньше? Ах да, в Сингапуре. Сингапурская модель экспортировалась повсеместно.

В каждой стране есть свой Пакт, определяющий соотношение свободы, безопасности и процветания. Блэр выразил свой подход в высшей степени обоснованным замечанием об «обществе с правилами, но без предрассудков». Если оглянуться на то время и попросить указать область, где Блэр смог что‑либо изменить к лучшему, это была бы социальная сфера. Британия стала, по крайней мере на бумаге, более толерантной. Было узаконено «гражданское партнерство» (civil partnership), то есть браки гомосексуалистов, и ужесточено наказание за дискриминацию по признаку расы, религии, пола, сексуальной ориентации и возраста. Блэр отграничил публичные права, которые могут служить предметом переговоров, от неприкосновенных прав личности. Британцы никогда не были свободнее в своем выборе образа жизни. В общественной же сфере — от поведения в местном парке до высказываний в СМИ и на демонстрациях — они были поставлены в самые что ни на есть жесткие рамки. Стоит переступить границу, и государство воспользуется своими неограниченными полномочиями, чтобы вас поймать. Блэр подытожил свою мысль следующим образом: «Я верю в принцип 'живи и давай жить другим', но ваше поведение не должно ограничивать свободу других». Однако кто определит это «ограничение»? К сожалению, это парламент, почти лишенный власти, правительство, почти не пользующееся поддержкой избирателей, и спецслужбы, почти никому не подотчетные.

Идея «выбора» интерпретировалась шире, чем выбор социальных норм. Как и прочие, чье становление пришлось на период гегемонии Тэтчер, Блэр считал фундаментальным правом людей возможность «выбирать» государственные услуги. Он считал, что государство, которое не позволяет людям выбирать школу или больницу, прибегает к еще одной форме принуждения. Это единственная сфера, в которую государству следовало бы вмешиваться как можно меньше. Он верил, что если люди в повседневной жизни «вольны» в принятии решений, они должны быть готовы доверить властям больший контроль над собой, например в том, что касается безопасности. Во время своего пребывания у власти Блэр мало чего добился в этом направлении. Его преемник не рассматривал «выбор» как панацею. Он скорее придерживался присущего левоцентристам взгляда на государство как на благодетеля, предоставляющего услуги обществу.

Заняв место Блэра, Гордон Браун намекнул, что намерен осторожнее обращаться с британскими конституционными нормами и гражданскими свободами. Он заверил, что покончит с «диванным» стилем правления своего предшественника, когда небольшая группа чиновников принимала решения без ведома парламента и правительства. В некоторой степени он действительно изменил процедуры. Но в части фундаментальных взаимоотношений государства с личностью он продолжил линию Блэра. Правда, Браун не проявлял такого рвения, как его предшественник. В первые 48 часов своего пребывания в должности, когда ему пришлось решать проблемы, связанные с серией попыток террористических актов в Лондоне и Глазго, он отреагировал сдержанно. Тем не менее впоследствии каждый раз, когда Браун сталкивался с выбором между сдержанностью и «жестким» ответом преступникам, он выбирал второе. Блэр оставил ему в наследство аппарат госбезопасности Уайтхолла, который знал правила игры. Проблема усугубилась с разделением сфер компетенции в области уголовной юстиции и борьбы с терроризмом между старомодным МВД и новым Минюстом. Многие более рассудительные сотрудники перешли в Министерство юстиции, фактически оставив неопытного, но амбициозного нового министра внутренних дел Джеки Смит заложницей сторонников «жесткого курса», которые перешли в ее ведомство непосредственно из спецслужб. Британское МВД, редко когда становившееся бастионом либерализма, теперь и вовсе стало напоминать министерство государственной безопасности. Смит понимала, что не в ее политических интересах противоречить этим экспертам. Она с удовольствием признавала это, заявляя, что на такой работе «приходится знакомиться с некоторыми пугающими документами». Она говорила о возможности получения террористическими группами доступа к химическому, бактериологическому или ядерному оружию (так называемым «грязным бомбам»). Первоочередной приоритет, по заявлению Смит, это «свобода, которая вырастает из безопасности». Все остальные права и свободы по определению подчинены этой.