Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости - [69]

Берлускони совершил свой «большой скачок» в 2001 году. Правительство левоцентристской коалиции «Оливковое дерево» направило свою энергию на приведение итальянской экономики в соответствие с требованиями Европейского валютного союза. Берлускони предложил избирателям более приятный вариант и сокращение налогов. Фактически в свой второй срок он мало чего добился, сосредоточившись на собственной защите от судебного преследования: ряд коррупционных дел попали в суды. Парламент стремительно одобрил три законопроекта: о лишении доказательной силы информации о незаконных переводах денежных средств за рубеж, о декриминализации искажения бухгалтерской отчетности, о предоставлении права ответчикам менять судей путем передачи дел в суды другой юрисдикции. Когда первый и третий законы суд признал неконституционными, Берлускони отреагировал еще более радикальным законопроектом: он приобрел иммунитет от судебного преследования. Он выступил с собственным толкованием конституционной нормы, заявив, что ее следует распространить на лиц, занимающих пять главных постов в государстве: на президента, премьер–министра, спикеров обеих палат парламента и главу Конституционного суда. Затем Берлускони озаботился защитой своей медиаимперии. Законодательство разрешило «Медиасет» сохранить свои каналы, а также предоставить большую субсидию для перехода на цифровое вещание.

Политическое влияние Берлускони не уступало его влиянию на СМИ. Он, будучи владельцем крупнейших частных телеканалов, упрочил свой контроль и над государственным вещанием. Берлускони добился того, что непокорные редакторы или управляющие были изгнаны, обычно негласно, через договоренность с советами каналов. Он добился того, что программы, которые ему не нравились, исчезли с экранов. Наиболее известный случай относится к ноябрю 2003 года, когда «Раи Тре», третий канал, был вынужден снять с эфира шедшее поздно ночью политическое сатирическое шоу «Райот» — после того, как в нем высмеяли премьер–министра. Режиссеру и сценаристу Сабине Гуццанти, которая также участвовала в съемках, «Медиасет» предъявил иск, обвинив ее во «лжи и инсинуациях». Гуццанти сняла об этой истории фильм «Да здравствует Сапатеро!», который стал в Европе популярной артхаусной картиной.

Печать для Берлускони значила меньше, однако и здесь он сделал все, чтобы подавить критику. История газеты «Лa Репубблика» короче и менее известна, чем история «Коррере», но, по словам ее главного редактора Эцио Мауро, «Ла Репубблика» неутомима в освещении нападок со стороны Берлускони на то, что осталось в стране от демократии. Редакции таких газет тщательно охраняются. Меры безопасности у римской штаб–квартиры «Ла Репубблика» тщательно продуманы: вооруженная охрана, пропуска и отдельные кабинки для сканирования.

Я знаю Мауро с 90–х годов, еще со времен нашей работы в Москве в качестве корреспондентов. Он охотно рассуждает об обмене свободы на безопасность и процветание и о роли Берлускони в этой сделке. Я расспрашиваю Мауро о свободе выражения: в конце концов в Италии процветает и громко заявляет о себе интеллигенция. Несмотря на давление и неудачи, многие газеты проводят успешные расследования и публикуют резкие комментарии. Мы обсуждаем интернет, и Мауро делится со мной любопытным наблюдением, которое, по его словам, справедливо не только для Италии. По его мнению, интернет–революция способствует не кооперации, а разобщению людей:

С интернетом у нас нет ни стен, ни границ. «Везде» — значит «здесь». Мы не связаны прошлым, однако мы исключаем себя из общественного дискурса… Если хотите, можете называть это демократией, но было бы лучше назвать это демократическим одиночеством. Гражданин чувствует себя одиноким, ощущает оторванность от информации и считает, что он может действовать в одиночку. Когда‑то существовала возможность раскрытия личных ощущений и ценностей в рамках общих интересов. В настоящее время гражданин больше не верит в эффективность организованных массовых акций. Гражданин превращается в наблюдателя. Политика — это просто большое событие. Государство говорит гражданам: «Вы чувствуете себя одинокими, ну так позаботьтесь о своей жизни, а остальное предоставьте мне. Общественные связи — это моя забота».

Его слова — лучшее подтверждение сингапурского Пакта, которое мне приходилось слышать во время своих поездок. И все же, хотя итальянская сделка может быть аналогичной сингапурской, Берлускони гораздо менее впечатляющая фигура, чем Ли. Какими бы ни были замечания по поводу свободы слова и демократии в Сингапуре (как я говорил выше, у меня их множество), у его основателя была не только стройная политическая доктрина, но и ряд принципов, исходя из которых ее следовало оценивать. Между тем, одну страну считают авторитарной, вторая же принадлежит к кругу демократий. Это еще один пример размытых разделительных линий, ярлыков, маскирующих действительность. Для Берлускони, как и для Путина, политическая власть и экономическая мощь неразрывно связаны.

Еще одной родственной Берлускони душой является таиландский миллиардер, популист, демагог и премьер–министр Таксин Чинават. Он был любимцем среднего класса, который верил, что без сильного государства и сильного лидера они не заработали бы тех денег, которые смогли заработать. После более чем пяти лет пребывания у власти в сентябре 2006 года он был свергнут в ходе военного переворота и обвинен в коррупции и злоупотреблении властью.