Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости - [56]

Сеталвад и ее команда потратили много лет на расследование одного из самых жестоких моментов истории независимой Индии. В феврале 2002 года неподалеку от города Годра в штате Гуджарат на западе Индии 58 индуистов, многие из них женщины и дети, были сожжены заживо, когда бандиты подожгли поезд. Они возвращались из Айодхьи, центра конфликта мусульман и индуистов по поводу сооружения храма на территории разрушенной могольской мечети. Десятки мусульман арестовали, им были предъявлены обвинения. В ответ они заявляли, что индуисты издевались над ними. Главный министр штата Гуджарат Нарендра Моди объявил день траура, чтобы провести похороны в самом большом городе штата — Ахмадабаде. Толпы людей, многие из которых были одеты в темно–оранжевые шарфы и короткие брюки цвета хаки (униформу индуистских националистов) и вооружены мечами, взрывчаткой и газовыми баллонами, неистовствовали в своем стремлении отомстить. Они лили керосин в горло мужчинам, женщинам и детям, а после поджигали его. Как показало расследование, руководители полиции и политики из правящей Бхаратия джаната парти безучастно наблюдали за происходящим либо даже помогали погромщикам, снабжая их компьютерными распечатками с адресами. Были убиты более тысячи человек, большинство — мусульмане. Около 230 мечетей и святынь разрушили до основания. На призывы осудить насилие Моди цитировал третий закон Ньютона: «Всякое действие равно противодействию». Он не извинился и не выразил сожаление о случившемся.

У Сеталвад много врагов, однако Моди особенно не одобряет ее попытки добиться правосудия. Он не один из тех колоритных полевых командиров, что заправляют в разоренных, разваливающихся странах. Это один из самых известных в стране политиков, лицо современной Индии. Спустя считанные месяцы после беспорядков Моди был переизбран на пост главного министра штата. В 2007 году он победил снова, оставшись (беспрецедентный случай!) на третий срок. Моди — скромно одевающийся мужчина, которого считают образцом финансовой дисциплины и который обладает вызывающим симпатию ораторским даром, — уже стал ключевой фигурой на национальной сцене. Многие наблюдатели говорят, что его приход на пост премьер–министра — вопрос времени. Его привечает индийская деловая элита — главы таких гигантов, как «Тата», «Релайенс», «Эртел» и «Инфосис». Эти люди, чьи портреты многие годы украшают обложки журналов «Форбс» и «Форчун», указывают на роль Моди в обеспечении в штате Гуджарат неуклонно высоких показателей роста бюджетной дисциплины, эффективности и предпринимательского духа. Гуджарат известен как новаторский штат, маяк для остальной части страны, индийская версия Сингапура. У дверей Моди всегда очередь западных предпринимателей. Его штат привлекает больше внутренних инвестиций, чем любой другой. Говорят, что, в отличие от остальной Индии, поезда в Гуджарате действительно ходят по расписанию.

Тем не менее в течение нескольких лет Моди отказывают во въезде в Соединенные Штаты из‑за нарушений прав человека. Это решение индийская деловая элита считает оскорбительным и незаслуженным. Индийские бизнесмены пытались оказать давление на Вашингтон, чтобы он изменил свое решение, и были уверены в своем успехе. Они утверждают, что деньги в конце концов все решат. В течение ряда лет после обретения независимости для элиты было характерно сильное чувство ответственности за развитие страны в целом. Сейчас все, что ей нужно — это зарабатывать деньги и хорошо жить. «Я сама из той же привилегированной элиты. Но если мы не можем принять вызов таких, как Моди, то в чем же смысл нашей демократии?» — интересуется Сеталвад.

Почему так важны именно эта личность, этот случай насилия среди множества других и этот штат? Все, с кем я разговаривал, неравнодушно относятся к Моди. Для одних он — спаситель, для других — диктатор (иногда и тот, и другой). Многие обычные избиратели, не только в Гуджарате, и многие международные и местные лидеры бизнеса явно намерены пренебречь любыми его проступками, поскольку видят в нем шанс прогресса для Индии. Они считают, что он создает благоприятные условия для бизнеса, оазис предпринимательства в стране, где многолетним чаяниям препятствовали наличие огромного, в массе своей бедного и необразованного населения, плохая и разлагающаяся инфраструктура, политический хаос. Это напоминает образ мыслей тех, кто приветствовал приход к власти Владимира Путина в России и поддерживал Коммунистическую партию в Китае. Хаос — это слово, которое используют многие россияне для описания времен Горбачева и Ельцина, а также китайцы, чтобы предостеречь от того, что могло бы случиться, если бы манифестанты с Тяньаньмэнь добились своих целей.

Моди — последний из политиков, с кем связывала свои надежды индийская деловая элита. Страна прошла длинный путь от замысла отца–основателя Махатмы Ганди — уроженца штата Гуджарат, человека, который сделал прялку символом движения за независимость. Ганди представлял себе Индию страной, в которой ликвидация нищеты, религиозный плюрализм и защита меньшинств от произвола индуистского большинства стали бы постоянными приоритетами. Джавахарлал Неру и его дочь Индира Ганди расширили рамки влияния государства, национализировав банки и проведя земельную реформу. Несмотря на рост экономики, отставание Индии от развитых государств увеличивалось. Серия финансовых кризисов привела в 1991 году к внезапным радикальным переменам и принятию правительством ИНК Нарасимхи Рао и его министра финансов Манмохана Сингха мер по экономической либерализации. Рао объявил, что болезненное состояние экономики благоприятствует тому, чтобы «вымести паутину прошлого и осуществить перемены». Рынок капитала был частично выведен из‑под контроля государства, рынки труда стали доступными, и кредит превратился в обычное явление. Гурчаран Дас в своей авторитетной работе по исследованию экономических реформ сравнивает ослабление государственного влияния на финансы с открытием Дэн Сяопином Китая миру. Дас утверждает, что революция Рао была, если уж на то пошло, важнее, чем политическая революция Неру 1947 года.