Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости - [46]

В основу бизнес–модели было положено соучастие во имя потребления. Объединенные Арабские Эмираты стали идеальным местом для тех, кто хотел быстро разбогатеть, не задавая при этом много вопросов. Можно было удовлетворять свои самые безумные фантазии — за закрытыми дверями. Правящим семьям ОАЭ понадобилось только щелкнуть пальцами, чтобы к ним тут же слетелись политики, предприниматели и люди искусства. Всех, кто собирался обогатиться, принимали радушно, вне зависимости от цвета их кожи и паспорта. В этой связи все смотрели сквозь пальцы на то, что делали остальные. Всеобщая мечта стала реальностью: на десять лет или даже больше все стали победителями.

Затем все рухнуло. Как раз после открытия «Атлантиса» экономическая система развалилась. Цена барреля нефти упала до 50 долларов, то есть до трети от пиковой стоимости. Цены на недвижимость рухнули, фондовые рынки — также. Десятки тысяч иностранцев — британцы, индийцы, русские и все остальные — запаниковали. Из‑за кризиса ликвидности стало невозможно провести рекапитализацию или избавиться от имущества — все равно по какой цене. Распродажа проблемных активов еще сильнее понизила цены. Из‑за «эффекта домино» половина всех строительных проектов в регионе на сумму примерно 600 миллиардов долларов была приостановлена или свернута. На окраинах города, у кромки пустыни, остались недостроенные высотки.

Тысячи иностранцев, отправившихся в Дубай в надежде быстро разбогатеть, внезапно обнаружили, что их пассивы превышают активы (цена недвижимости оказалась ниже суммы ипотечного кредита). Безработные лишились рабочих виз и должны были покинуть страну в течение месяца. Многие решили сделать это добровольно. Просрочив платежи по кредитам, за что в ОАЭ можно сесть в тюрьму, тысячи людей буквально бежали. Парковки в аэропорте оказались заполнены машинами, брошенными владельцами с ключами в замке зажигания, с записками–извинениями на лобовых стеклах. Владельцы «Атлантиса», как и все их предшественники, не предполагали, что бизнес может заглохнуть: маркетинговые исследования подтверждали, что в людях, желающих заплатить 25 тысяч долларов в сутки за номер и поглазеть на акул и скатов в громадном застекленном аквариуме в холле, недостатка не будет. Тем не менее буквально за несколько месяцев дело дошло до размещения рекламы с предложением скидок на групповые туры.

Дубай был главным центром притяжения в Эмиратах. Когда мечта истаяла, он пострадал сильнее всего. Абу–Даби был более серьезным игроком, причем ему почти ничего для этого не требовалось: благосостояние гарантировалось нефтью. Абу–Даби обеспечивает 95% нефтедобычи ОАЭ и более половины ВВП страны. У эмирата больше денег, чем он способен потратить, и годами он искал все более изобретательные способы их разбрасывать. Один бизнесмен как‑то сказал мне, что «у них больше нефти, чем у бога — долларов». Сделка и правила игры в этом случае были сложнее. И эта модель оказалась более устойчивой.

«Если эта доктрина окажется успешной, то родится новый мир», — Ашраф Маккар пил со мной чай в одном из многих роскошных отелей Абу–Даби рядом с усаженной пальмами набережной Эль–Корниш. Некогда корреспондент агентства

«Рейтер», сейчас он служит советником по медиа в «Мубадала девелопмент компани» (МДК): серьезная должность в серьезной компании. МДК — инвестиционное агентство самого большого и богатого из семи эмиратов, образующих ОАЭ. Маккар, дородный, по–боевому настроенный мужчина, который журит меня за выбор темы беседы. Я поинтересовался, могут ли фонды национального благосостояния, созданные государствами Персидского залива, Китаем, Сингапуром и другими странами и скупающие большие доли в международных корпорациях, представлять опасность для остатков либеральной демократии и диктовать условия по всему миру. Маккар целыми фразами повторяет мне давно забытый текст. Я вспоминаю заголовок «Сингапур разделывает под орех британского писателя». На этот раз, впрочем, наставление было личным, устным и очень тактичным. Маккар сказал: «Здесь глобализация работает». Каждый приезжал в Абу–Даби (а позднее — в молодой Дубай) не только за богатством, но и за посланием, которое Эмираты транслировали в качестве глобальной модели мультикультурализма: «Посмотрите на эти огни. Никто не празднует Рождество лучше этих ребят». Он настаивает, что это модель гармонии: «Это единственное место, где индийцы и пакистанцы вместе играют в крикет. Собственность преобразует мир. У людей есть обоснованный интерес к тому, чтобы это место процветало».

Отец нынешнего правителя, шейх Зайд ибн Султан аль-Нахайян, превратил Абу–Даби из нескольких разбросанных в пустыне лачуг, зависящих от добычи жемчуга и скудеющей торговли скотом, в сияющий мегаполис. Шейх Зайд пришел к власти в 1966 году при поддержке уходящих британских колониалистов. В то время как Бахрейн и Катар предпочли независимость, шейх призвал соседей образовать федерацию, Объединенные Арабские Эмираты, и пообещал поделиться огромными природными ресурсами, предоставив при этом значительную автономию другим кланам. Наблюдая за тем, как его эмират богатеет благодаря нефти, шейх Зайд решил в конце 90–х годов, что город–государство следует всесторонне развивать, чтобы превратить в наилучшее место для проведения деловых, спортивных и культурных мероприятий, а также в место паломничества европейских любителей позагорать. Он настаивал на том, что все это должно произойти без посягательств на исконную культуру бедуинов и потворства неконтролируемому развитию вульгарного космополитического сообщества Дубая. Зайд не видел особой нужды открывать страну, не говоря уж о королевской семье, для любопытных взглядов: