sВОбоДА - [51]

«А если сделать, как положено? — кивнул на Конституцию Вергильев. — Отработать срок, а потом — честные выборы, и будь как будет?»

«В России не проходит, — ответил шеф. — Да, конечно, парламентская демократия — способ сохранить жизнь после власти и, если повезет, даже вернуться во власть, но только если ты не наворовал все, что у тебя есть, пока находился во власти. Нахождение во власти в России — единственная гарантия, что твоя собственность останется при тебе. Других гарантий нет. Поэтому из высшей власти у нас, как из крематория, выхода нет. Только в виде… дыма из трубы. Или правь до смерти, или готовься к тому, что тебя кончат и все отнимут. Но чтобы этого не случилось, тебе самому придется кончать тех, кто собирается кончить тебя и отнимать у тех, кто хочет отнять у тебя. Из этой петли, — покачал головой шеф, — выхода тоже нет. Собственно, это и есть власть».

«Выход найден, — возразил Вергильев, — преемничество».

«Преемничество, — покачал головой шеф, — это всего лишь затянувшийся антракт между двумя актами трагедии. Решение по каждому лидеру, не важно, какой у него — правильный или бессрочный — срок принимают большие пацаны, о существовании которых все знают, но которых никто в глаза не видел. Они не любят, когда их пытаются объе…ать. Их воля, — едва слышно произнес шеф, — выполняет в нашем мире функцию судьбы».

«А как же Промысел Божий?» — поинтересовался Вергильев.

«Господь, — вдруг размашисто и истово перекрестился шеф, — всегда оставляет человеку выбор и шанс. Человек сам решает, что ему делать».

«И кто виноват», — добавил Вергильев.

«И кому это выгодно?» — весело продолжил шеф.

«Так что делать с прессой?» — поинтересовался Вергильев.

Снегопад прекратился. Все за окном казалось чистым и белым, как программы идущих на выборы партий.

«А ты не понял?» — искренне огорчился, точнее, изобразил на покрасневшем лице огорчение шеф.

«Нет», — изобразил на лице стремление понять Вергильев.

«Везде и всюду изображать меня врагом цензуры, защитником свободы печати, приверженцем новых информационных технологий и… — выдержал паузу шеф, — ярым сторонником президента и правящей партии. Я готов умереть за общечеловеческие ценности, демократию и реформы! Подготовь тезисы, организуй встречу с журналистами, пострадавшими за правду, договорись с телевидением о моем участии в ток-шоу на эти темы. В любом формате», — с отвращением произнес, вставая из-за стола, шеф.

От этих необязательных, но каких-то живых, как будто все было вчера, воспоминаний Вергильева отвлек звонок домашнего телефона. Вергильев посмотрел на календарь.

Суббота.

В выходные дни (с тех пор как он уволился с работы) его одиночество было абсолютным и всеобъемлющим, как черный космический вакуум. В будние дни его иногда беспокоили по домашнему телефону механические женские голоса, напоминавшие то о задолженности перед телефонным узлом, то требующие отчета по долговому единому платежному документу, который он в глаза не видел. Неужели и в субботу работают, снял трубку Вергильев.

— Антонин? Наконец-то! Еле нашел тебя, — услышал он из трубки голос Льва Ивановича — помощника шефа.

— Чем обязан, Лев Иванович? — Вергильев старался говорить сдержанно, но это плохо удавалось. Внутри как будто тикали часы, отсчитывая мгновения до взрыва, шипел, стремительно сгорая, бикфордов шнур. — Я же сдал служебный мобильный, сейчас у меня новый, как вы нашли мой домашний?

— Запиши телефон, — продиктовал Лев Иванович. — Это контора, занимающаяся то ли фонтанами, то ли канализацией, одним словом, что-то связанное с водой. Шеф просил тебя помочь им с прессой. Ну, чтобы про них где-то написали, гавкнули по радио. Он сказал, что тебе там все объяснят.

— Да? Он не сказал, зачем мне это надо?

— Антонин, мое дело маленькое. Меня попросили — я передаю. Разбирайся сам. Да, он еще просил тебя подумать над… даже не знаю, как сказать… В общем, над какой-то хренью, пришедшей ему на блог. Ты же занимался его блогом?

— Много кто им занимался, — уклончиво ответил Вергильев.

— Да мне, собственно, по х… — недовольно продолжил Лев Иванович. Похоже, его раздражало и то, что шеф использовал его в качестве телефонного курьера, и то, что он не понимал смысла поручения. — Слушай, или записывай… Взял ручку? Диктую:

Без власти нет дыма.

Водой погаси усталость души, что сознанье корежит.

Россию-страну сохрани и спаси.

Твой выбор и шанс — это Промысел Божий.

— Бред, — вздохнул Лев Иванович. — Этот, что ли, как его… Нострадамус?

— Не думаю, — ответил Вергильев. — Когда он жил, России не было. Было Великое княжество Московское с бородатыми боярами и стрельцами в кафтанах.

— Сам-то бороду на вольных хлебах не отпустил? — вдруг поинтересовался Лев Иванович.

— Пока воздерживаюсь, — удивился проницательности бывшего коллеги Вергильев. Он действительно думал отпустить бороду и какое-то время не брился. Но борода получилась не славянская, а какая-то степная, кочевническая. Вергильев сбрил ее после того, как у него в течение дня три раза проверили документы, а один — самый образованный — полицейский прямо так и поинтересовался: — Давно прискакал к нам, «чингизид»?