sВОбоДА - [17]
«И что же будет с нами после последней настоящей революции?» — полюбопытствовал ведущий.
«Со всеми разное, — ответил дед, — но вам, скорее всего, не повезет».
«Вы нас расстреляете, как при Сталине?» — крикнул кто-то из зала.
«Любой болезни рано или поздно приходит конец, — задумчиво произнес дед. — Смерть, конечно, гарантия излечения, но, когда терять нечего, больной готов использовать любой шанс. Лекарство будет страшнее болезни, но другого пути у России нет. Я бы назвал это умножением ничто на ничто в надежде получить хоть что-то».
«Ну да, на все воля Божья», — хмыкнул ведущий.
«Бог знает, как лечить безволие», — сказал дед.
«Как?» — прицепился, как репей, ведущий.
«Безволие, — нехотя объяснил дед, — отдельного ли человечка, целого ли народа, как гнойная рана прижигается запредельным, превосходящим всякую меру, злом».
«Круто берете», — покачал головой ведущий.
«Зато потом народ, точнее та его часть, которая идет за теми кто „круто берет“ побеждает в войне, выходит в космос и… так далее», — не стал открывать конечную цель победы в войне и выхода в космос дед.
«А кто не идет?» — спросили из зала.
«В унитаз», — ответил дед.
«Куда в свое время слили СССР?» — нашелся ведущий.
«Кто знает, сынок, что творится в канализационных и цивилизационных трубах, — пожал плечами дед, — иногда фекальные воды в них обращаются вспять».
«Ну да, дай мне отведать от вод твоих», — растерянно произнес ведущий.
Должно быть, это была какая-то цитата, случайно, быть может, даже против воли слетевшая с его языка. Но все случайности в мире закономерны. В зале на мгновение установилась тишина, как если бы каждый задал себе вопрос — отведал ли он от этих вод?
«Библия трактует итоговую экологическую катастрофу, как следствие катастрофы нравственной, — заметил дед. — А нравственную катастрофу как следствие катастрофы социальной».
Естественно после таких разговоров деда перестали беспокоить приглашениями на прямой, да и любой другой эфир.
Он взялся ходить на запрещенные митинги — под рев мегафонов: «Немедленно разойдитесь!», омоновское дубье и автобусы с зарешеченными окнами. Там хватали всех, а его упорно не трогали, так что в оппозиционных кругах стали поговаривать, что ругает-то власть дед ругает, но вот всех бьют, сажают на пятнадцать суток, вызывают на профилактические беседы, а то и просто хватают возле дома, а с деда как с гуся вода. С чего ему такой респект? Не засланный ли казачок?
Отчаявшись угодить под карающую руку власти, равно как и убедить демократическую общественность, что он не знает, почему его не трогают, дед переквалифицировался в протестанты-одиночки, завел блог в Интернете, взяв эпиграфом строки: «Не в правде Бог, а… где?»
«В п…!» — немедленно уточнили сотни молодых сетевых хулиганов, но блог стал популярным. Деда начали даже иногда цитировать в газетах и на радио.
такой выбрал дед себе сетевой девиз.
Хулиганская его активность сильно обеспокоила дочь, возглавлявшую до недавнего крупный частный банк, успешно слившийся со Сбербанком сразу после получения гигантской «антикризисной» — на погашение долгов — дотации от государства. Долги, как водится, погасил Сбербанк, исправно пополняемый трудовой народной копейкой, а дотация частично вернулась к добрым людям, ее организовавшим, частично разошлась на бонусы руководству двух объединяющихся банков.
Сейчас дочь старого хулигана служила начальницей департамента в крупной финансовой корпорации.
В середине девяностых, когда дед был в почете и всюду вхож, она, как прочитал в Интернете Егоров, вернула себе девичью (его) фамилию, быстро поднялась по банковской лестнице. И сейчас, как она намекнула Егорову, ей совсем не хотелось, чтобы наверху обратили внимание (услышали по радио, прочитали в аналитических записках и так далее) ее фамилию. Там не будут вникать, кто именно — она или ее отец — рычит на власть. Фамилия была украинская — Буцыло — гулкая, как пустая бутылка или высушенная тыква, несклоняемая и одинаковая для женского и мужского родов.
«У вас анархическая фамилия, — заметил Егоров деду, заполняя на него, как на пациента, формуляр в компьютере. — Буцыло — производное от бутылки и бациллы. Что убивает бациллу анархизма в России? Бутылка! Повальное пьянство народа».
Дед и впрямь был похож на длинную высушенную тыкву с седым хохолком на голове, как если бы тыкву до зимы оставили на грядке, и ее макушку припорошил иней.
«А как твоя фамилия, сынок?» — поинтересовался дед. Руки у него не дрожали, взгляд был осмыслен и ясен. Егоров сделал вывод, что жизнь, хоть и превратила деда в высушенную тыкву, не наполнила ее, как флягу, алкоголем.
Узнав, что фамилия врача, к которому его неизвестно зачем определили, Егоров, дед задумался.
«Змея разишь, — задумчиво произнес он, — только вот какого змея, где он?»
«Везде, — ответил Егоров. — Он везде, здесь и сейчас».
«В тебе! — с непонятной уверенностью заявил дед, немало озадачив Егорова. — Змей, сынок, в тебе!»
«Во мне, — не стал спорить Егоров. — Нет на свете человека, внутри которого не было бы змея, которого он мечтал бы поразить — змея лени, пьянства, жадности, равнодушия»…
Казалось бы, заурядное преступление – убийство карточной гадалки на Арбате – влечет за собой цепь событий, претендующих на то, чтобы коренным образом переиначить судьбы мира. Традиционная схема извечного противостояния добра и зла на нынешнем этапе человеческой цивилизации устарела. Что же идет ей на смену?
Это беспощадная проза для читателей и критиков, для уже привыкших к толерантной литературе, не замечающих чумной пир в башне из слоновой кости и окрест неё. «Понятие „вор“ было растворено в „гуще жизни“, присутствовало неуловимым элементом во всех кукольных образах, как в девятнадцатом, допустим, веке понятие „православный“. Новый российский мир был новым (в смысле всеобщим и всеобъемлющим) вором. Все флаги, то есть куклы, точнее, все воры в гости к нам. Потом — не с пустыми руками — от нас. А мы — к ним с тем, что осталось.
Романы «Геополитический романс» и «Одиночество вещей», вошедшие в настоящую книгу, исполнены поистине роковых страстей. В них, пожалуй, впервые в российской прозе столь ярко и художественно воплощены энергия и страсть, высвободившиеся в результате слома одной исторической эпохи и мучительного рождения новой. Главный герой «Одиночества вещей» — подросток, наделённый даром Провидения. Путешествуя по сегодняшней России, встречая самых разных людей, он оказывается в совершенно фантастических, детективных ситуациях, будь то попытка военного путча, расследование дела об убийстве или намерение построить царство Божие в отдельно взятой деревне.
Романы «Геополитический романс» и «Одиночество вещей», вошедшие в настоящую книгу, исполнены поистине роковых страстей. В них, пожалуй, впервые в российской прозе столь ярко и художественно воплощены энергия и страсть, высвободившиеся в результате слома одной исторической эпохи и мучительного рождения новой. Главный герой «Одиночества вещей» — подросток, наделённый даром Провидения. Путешествуя по сегодняшней России, встречая самых разных людей, он оказывается в совершенно фантастических, детективных ситуациях, будь то попытка военного путча, расследование дела об убийстве или намерение построить царство Божие в отдельно взятой деревне.
Новый роман популярного прозаика строится на художественном исследовании чрезвычайно острого социального и политического материала, охватывая события нашей реальности и недалекого будущего. Хитросплетение сюжетных линий сосредоточено вокруг деятельности коммерческих структур в России и по всему миру, героями произведения становятся люди, добившиеся высокого положения в большом бизнесе и большой политике, ощутившие власть и пагубность огромных денег. Тревожно звучит в произведении тема роковой зависимостисудьбы России от событий на Кавказе.
В сборник включены произведения современных писателей о первой любви.Для среднего и старшего школьного возраста.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».