Свобода и любовь - [10]

В революцию уже других организовывала, в совет попала. Нравились ей большевики, и Ленина уважала за то, что против войны напропалую идет.

С меньшевиками и эсерами ловко спорила. Горячая Василиса, напористая, за словом в карман не полезет. Другие женщины-работницы стесняются, а Василиса, когда надо, не задумываясь, слово берет. И всегда «дельно скажет».

Товарищи ее уважали. При Керенском на выборах в Городскую думу кандидаткой выставили. Вязальщицы в мастерской гордятся. Что Василиса ни скажет, то теперь закон. С бабами Василиса ладить умела. Где ладком, где и окриком. Нужды-то все их знала, сама с малолетства на фабрике. И за баб заступалась. Порою товарищи стыдили: «Бросили бы вы своих баб, до них ли сейчас?… Дела поважнее есть!»

Вскипит Василиса, наскочит на товарищей, с секретарем района сцепится, а на своем настоит. Чем «бабьи дела» мельче других? Привыкли все так смотреть, оттого и выходит «отсталость женщин». А без них революции не сделаешь. Баба всё. Что она про себя думает да мужу бубнит, то муж и в жизнь проводит. «Баб завоевать – полдела сделать».

Боевая была Василиса в восемнадцатом году! Знала, чего хочет. Да такая и осталась. Другие за последние годы поопустились, поотстали, по домам поосели. А Василиса все на работе, все «воюет», все что-то «организовывает», добивается, спорит.

Неугомонная Василиса. И откуда силы берет? Щупленькая, ни кровинки в лице. Одни глаза. Ласковые, внимательные, умные.

Кто поглядит в эти глаза, не скоро их забудет.

Письмо принесли Василисе, долгожданное, желанное письмо. От любимого, от мужа-товарища. Месяцами в разлуке. Ничего не поделаешь!.. Гражданская война, а теперь «хозяйственный фронт». Партия всех своих членов мобилизует. Революция не игрушка, от всех своей жертвы требует. Вот и несет она, Василиса, свою жертву революции все без милого, одна живет, все в разлуке с ним. По разным концам России раскиданы… Подруги говорят: «Так оно и лучше, дольше любить будет, не надоешь!» Может, и правы. А только тоскливо без него, так тоскливо бывает, что и слов не найдешь… Правда, времени свободного мало у Василисы, дело за дело цепляется, с утра до поздней ночи на партийной и советской работе. Важной, нужной, интересной. Но как придешь в свою каморку (Василиса ее «светлицей» прозвала, по-деревенскому), так тоска по милому будто холодным дуновением сердце остудит… Сядет Василиса за чай, задумается. И покажется ей, будто никому-то она не нужна. Будто нет у ней товарищей; с кем весь день работала, нет и цели, для чего трудилась, изматывала силы. Надо ли все это? Кому надо? Людям? Разве они ценят? Вот опять дело испортили, переругались, друг на друга жалобы подали… Каждый себе тянет. Не хотят понять, что для коллектива жить следует. Не умеют.

И ее разобидели, нагрубили, попрекнули пайком «ответственного работника»… Пропади он совсем, не нужен ей!.. Товарищи уговорили, потому сил у ней мало стало, головокружение. Сидит, облокотившись о стол, пьет свой чай с леденцом вприкуску, а сама все обиды за день вспоминает. И кажется ей, нет ничего светлого, хорошего в революции. Одни незадачи да склоки, да борьба.

Хоть бы «милой» тут был, поговорила бы, душу отвела… А он бы приласкал, приголубил.

Ну чего, Вася, пригорюнилась?… Такой на людях буян, никого, мол, не боюсь, со всеми в драку лезет, спуску никому не дает, а теперь нате: сидит, нахохлившись, будто воробей под крышей!..

Подхватит на руки (он сильный) да, как ребенка, начнет по комнате носить да убаюкивать. Смеются оба!.. А на сердце от радости даже больно станет… Любит Василиса своего милого, своего мужа-товарища. Красавец он, ласковый, и так ее любит!.. Так любит!..

Вспомнит Василиса милого и еще тоскливее станет. Пусто так в светелке. Одиноко. Вздохнет. Чай приберет и сама себя упрекает: чего еще захотела? Чтобы все тебе радости жизнь припасла? И работа по душе, и уважение товарищей, да еще и любимого иметь под боком на придачу?! Не жирно ли будет, Василиса Дементьевна? Революция не праздник. Каждый свою жертву нести должен. «Все для коллектива… Все для победы революции».

Так думала Василиса зимою. А теперь пришла весна. Солнышко весело так светит, и воробьи под крышей щебечут… Смотрит на них по утрам Василиса, улыбается. Вспомнит, как милый ее «нахохленным воробьем» звал. Весна к жизни зовет. И работать все труднее становится. Малокровие развилось у Василисы, легкие пошаливают. А тут целая «панама» случилась. Организовала Василиса дом-коммуну. Это помимо общепартийных и советских дел; то одно, а дом-коммуна другое, самое разлюбимое. Мысль такая давно засела в голове Василисы, образцовый дом наладить. Чтобы и дух в нем был коммунистический, не просто общежитие, где все сами по себе, все врозь. Никому дела нет до другого… Да еще и пререкания, ссоры, недовольства. Никто для коллектива работать не хочет, а все только требуют. Нет, Василиса другое задумала. Терпеливо, исподволь налаживала дом. Сколько мытарства выдержала! Два раза дом отнимали. С кем только не тягалась Василиса!.. Отстояла. Наладила. Общая кухня. Прачечная. Ясли. Столовая гордость Василисы: занавесы на окнах, герань в горшках. Библиотека вроде комнаты клуба. Вначале все чудесно было. Женщины, жилички, при встречах замусоливали Василису поцелуями: «Золото ты наше! Заступница наша!.. Уж так облегчила ты нас, и слов не найдем!»