Свиток Эстэр - [2]

Шрифт
Интервал

надо лишь упиться —
до чертей!
Амфоры, и чаши, и стаканы
осушает доблестный народ:
то ли Габриэль
с Левиафаном,
то ли с Михаэлем
Бегемот.
Пей, еврей,
за кубком новый кубок,
за кувшином осушай кувшин!
Пьют колдуньи,
ведьмы и суккубы,
соблазняя выпивших
мужчин.
В винном перегаре,
как в гареме.
Избегайте
сладостных сетей.
Высосут суккубы
ваше семя,
чтобы новых нарожать
чертей.
Пар хмельной
клубится
по столице —
к виселице,
где висит Аман.
Виселица с трупом
веселится,
словно сам Аман
мертвецки пьян.
Ветер треплет
сыновей Амана.
Грифы ждут
законной свежины.
Вой шафара.
Дроби барабана.
Немота
Амановой
жены.
Кровь с вином —
древнее нет союза.
Затихают
звоны бубенцов…
Полночь…
Отрешенно входят в Сузы
восемьдесят тысяч
мертвецов…

IV. Божество Ахеменидов

Восставшие трупы
вчерашних семей
к Аманову дереву шествуют мимо
уснувших шутов,
заклинателей змей,
упившихся шпагоглотателей,
мимов.
О, демоны снов,
просыпайтесь,
пора!
Окутайте пьяных
волшебной метелью.
Пусть люди
спокойно храпят
до утра,
не ведая,
что им готовит
похмелье.
Пускай
перебродит
в аортах
вино,
пока в головах
верховодит
разруха…
Аманово дерево
окружено
толпою дебуков
и сонмами
и духов….
Сжимается тварей астральных кольцо,
и купол небес —
как вселенская люстра…
В безглазое смотрит
Амана лицо
Бог ахеменидских пространств —
Заратустра.

V. Так говорил Заратустра

Я-Заратустра… Бог…
и я здесь —
лишний…
лишь потому,
что есть
еврейский Бог,
Единственный,
Единый
и Всевышний,
зачатье мира
и его итог.
Когда меня
еврейская проказа
отправит в жертву
Богу своему —
со мною мирозданье
рухнет сразу,
хоть это не доступно
их уму.
Ты должен был,
Аман,
убить их Бога,
но вместо Бога
сам повешен здесь.
В двойную петлю
заплелась дорога.
И где, глупец,
твоя былая
спесь?!
Еврей
за жизнь трясется.
Это значит,
что как его ты
ни умилосердь —
миропорядок
он переиначит,
когда дерзнет
изъять из мира
смерть.
Охватит мир удушливая скверна —
как ты, Аман, за петлю ни держись…
Грядет… Грядет
за тем, кто смерть отвергнет
Великий Изверг,
чтоб отринуть жизнь.
Мир станет темным стадом в час убоя,
где человек – слепой среди слепых,
где станет Изверг
жертвовать собою
только затем,
чтобы убить других.
Кому свой зад всех демонов дороже,
кто будет у могил на помощь звать,
кто в этой жизни смерть принять не может —
не сможет жить, а только выживать.
Еврей переустроит Божье царство,
и мир услышит свой утробный вой.
Скукожатся до гетто государства,
и до погрома – эра звездных войн.
Эстер – агент еврейского влиянья,
а храм ее владычества – кровать…
И, несмотря на все мои старанья,
ты не сумел ее
переиграть.
Ты правил всем дворцом,
где вор на воре,
ты вел переговоры
с сотней стран…
Ну, ладно, царь – дурак,
но царедворец…
Ты разочаровал меня, Аман.
И смерть твоя, Аман, запомни это —
всего лишь незаслуженный аванс.
Смерть заработать надо…
До рассвета
даю тебе, Аман,
последний шанс.

VI. В покоях Эстер

Ах, царица,
что творится?!
Вьется звездная метель,
рвутся демон
сдемоницей
из окна в дверную щель.
То заплачет, то завоет
ведьма с кровью на виске.
Возле трона под конвоем
бес визжит
на поводке.
Ветхий сон, кошмар, виденье,
тайных ужасов разбой.
Ах, царица,
наважденье
забытье несет с собой.
Из своей дворцовой клетки
посмотри в свое в окно:
раздирают ставень ветки,
нас в природе нет давно.
Плел о нас поэт-повеса
сумасшедшее враньё.
Сдохли пушкинские бесы
и Эдгара вороньё.
Это Персия, царица!
Лучше плюнуть и напиться,
спьяну в птицу обратиться,
головой в оконце биться:
– Здравствуй, ворон!
– Здравствуй, вор!
– Ты ответишь мне за вора!
– Сам докаркаешься скоро!
– Для чего нам эта ссора?!
– Съешь таблетку невермора,
кровью скрепим договор.
Ты – как мумия на троне,
трон – загробная постель.
Притащил козла в короне
полорогий Азазель.
Он из падших самый мудрый
обольститель женихов,
маг шампуней,
демон пудры,
величайший дух духов.
Уж тебя-то он,
старуху —
колченогий и босой —
окропит акульим пухом,
подкопытною росой,
подрумянит вражьей кровью,
опоит живой водой.
Пей, царица,
на здоровье!
Станешь снова
молодой.
Завтра выйдешь в мир опальный,
а пока что отдыхай…
Впрочем, кто стучится в спальню?
– Здравствуй, Эядя Мордехай!

VII. Демоны имен

Вавилон,
эСэСэСэР.
Становитесь, страны, в круг!
Не Адаса,
но Эстер,
не Абраша,
но Мардук.
Наше дело —
сторона:
иудеи
со страной
изменяют
имена,
чтоб сокрыть
свой род
чудной.
С новым именем твоим
за недолгие года
ты становишься
другим,
исчезаешь
без следа.
Как-то раз
беспечным днем,
не предчувствуя конца,
глянешь в зеркало,
а в нем —
нет лица…

VIII. Маска Эстер

Мордехай,
ты в лицо меня знаешь?..
Эстер-это…
маска…
А под маской —
Астарта…
Чего поперхнулся —
узнал?!..
И вся наша история —
шабаш,
мотня,
свистопляска,
дурь,
игра,
идиотство,
притворство,
дебош,
карнавал…
Отвечай, Мордехай:
чем должна я пожертвовать снова,
чтобы как-то насытить
заоблачный твой аппетит?!
Ты добрался до купола
ахеменидского крова,
и победу
языческий бог
тебе вряд ли простит.
Отвечай, Мордехай:
каково мне быть первой
в серале?!..
Ты хотя бы подумал
на что ты супругу обрёк?!
Ты и синедрион,
вы в царицы меня развенчали —
проститутку из храма! —
спасибо за мудрый урок!..
Я должна собирать
и хранить венценосное семя,
вспоминая о том,
как с тобою мы были
вдвоём?
Отвечай,
Мордехай!
Я – наложница
в царском гареме?!
Нет,
сатрапы должны быть рабами
в гареме моём!
Отвечай,
Мордехай!
Ты меня и убил,
и ограбил,
взял у мертвой и нищей

Еще от автора Григорий Трестман
Большая история маленькой страны

Книга израильского поэта, аналитика, публициста Григория (Гершона) Трестмана создана на основе глубокого анализа многочисленных документов, книг, публикаций, архивных материалов и других источников. Написанная прекрасным, живым языком, эта книга, несомненно станет незаменимым пособием по изучению современной истории еврейского государства, как сказал автор, позволив себе перефразировать высказывание М. Твена, большой истории маленькой страны.Издание третье, переработанное и дополненное.


Жертвоприношение

Поэма Григория Трестмана «Жертвоприношение» – поэтическое и философское осмысление одного из основополагающих сюжетов нашей цивилизации – Жертвоприношение Авраама.Мы знаем предыдущее обращение к истории Авраама и Ицхака(Исаака) – поэму 23-летнего Иосифа Бродского(1963 год).А теперь вчитаемся в поэтический опыт зрелого мастера, израильтянина, русского поэта Григория Трестмана.


Израильский узел

Книга израильского поэта, политолога, публициста Григория (Гершона) Трестмана создана на основе глубокого анализа многочисленных документов, книг, публикаций, архивных материалов и других источников. Написанная прекрасным, живым языком, эта книга, несомненно, станет незаменимым пособием по изучению современной истории еврейского государства.