Свинья, которая хотела, чтобы её съели - [32]

Поэтому неудивительно, что для Стоун имеет значение, создана скульптура Муром или не создана. Это не меняет то, что она видит, но изменяет то, как она видит это.

Оправдывают ли подобные утверждения низведение данной скульптуры до категории «не исскуства»? Безусловно, существует множество форм оценки произведений искусства, которые неприемлемы для подобной скульптуры: мы уже не можем восхищаться мастерством ее создателя, тем, как она вписывается в более широкую картину его произведений или в его художественное видение, не можем восхищаться ее ролью и влиянием на историю скульптуры и т. д. Но мы по-прежнему можем оценить ее формальные характеристики — ее красоту, симметрию, цвета, гармонию, а также то отношение к природе и чувственному опыту, которое она в нас вызывает.

Возможно, проблема состоит в том, что искусство многогранно, и скульптура, рассматриваемая Стоун, не обладает большей частью характеристик, присущих искусству. Но если она и обладает ими и эти характеристики важны и значимы, то почему это должно иметь какое-то значение?

Если мы согласимся с этим, тогда мы шагнем еще дальше, чем Дюшам. Во-первых, искусство было создано художниками. Во-вторых, в случае с Дюшамом искусством стало лишь то, что сам художник назвал искусством.

И наконец, искусством стало то, что воспринимается как искусство. Но если и в самом деле у каждого имеется свое представление об искусстве (искусством является то, что видит зритель), то не становится ли само понятие «искусство» настолько размытым, что оно уже утрачивает свой смысл? Разумеется, мое решение считать свою перечницу произведением искусства еще не означает, что она таковым является. Если искусство должно что-то означать, то разве нам не следует иметь более жесткие критерии, отделяющие искусство от не-искусства?

Смотрите также

12. Пикассо на пляже

48. Злой гений

66. Фальсификатор

86. Искусство ради искусства

38. Я — мозг

Когда Сери Браум приняла в подарок вечную жизнь, она думала совсем о другом. Конечно, она знала, что ее мозг будет извлечен из тела и помещен в резервуар. Знала она и о том, что ее связь с внешним миром будет осуществляться лишь с помощью видеокамеры, микрофона и динамика. Но в то время такая вечная жизнь казалась очень хорошим вариантом, особенно по сравнению с непродолжительной жизнью в ее втором, разлагающемся теле.

Однако, вспоминая теперь прошлое, Сери думала, что, может быть, она слишком легко позволила убедить себя в том, что сама является всего лишь мозгом. Когда ее первое тело перестало работать, хирурги извлекли ее мозг и вставили его в тело другого человека, чей собственный мозг перестал функционировать. Когда она проснулась в новом теле, у нее не было сомнений в том, что она по-прежнему была тем же самым человеком — Сери Браум. И поскольку от ее старого тела остался лишь мозг, казалось, что можно спокойно говорить о том, что она по сути своей и была мозгом.

Но жизнь лишь в качестве мозга казалась Сери чрезвычайно убогой. Как же ей хотелось пожить полной жизнью в реальном теле. Тем не менее, поскольку она, Сери, сейчас имеет такие мысли и сомнения, то вправе ли она сделать вывод о том, что по сути своей она представляет собой свой мозг, не больше и не меньше?

Источник: Глава 3 книги Томаса Найджела «Взгляд из ниоткуда» (Оксфорд Юниверсити Пресс, 1986).

Среди всех разговоров о загадках человеческого сознания — а их множество — можно легко забыть об одном, несомненно, установленном факте: мысль зависит от здорового, функционирующего мозга.

Доказательств, что это именно так, предостаточно. Наркотики, шишки на голове, дегенеративные заболевания — все это влияет на наши познавательные способности. Разум не может защититься от атак на мозг.

Доводы против немногочисленны. Анекдотические описания сообщений от мертвых и покойников могут звучать внушительно, но истина в том, что ничего похожего на убедительные доказательства в их истинности так и не было представлено.

Принимая во внимание тот факт, что мы считаем себя индивидуумами со своими мыслями, чувствами и воспоминаниями и что именно мозг делает это все возможным, будет ли правильным прийти к выводу, что мы — это наш мозг? Разумеется, мы идем туда же, куда следует наш мозг. Если мой мозг успешно имплантирован в ваше тело и наоборот, то разве я не буду в этом случае жить в вашем теле, а вы в моем?

Мы должны с осторожностью делать такие выводы. Конечно, от нашего мозга может зависеть наше существование, но это не значит, что мы должны говорить, что мы — это наш мозг. Возьмите, к примеру, ситуацию с музыкальной партитурой. Она может существовать лишь на чем-то материальном: на нотах, в компьютерном файле, возможно, даже в мозгу музыканта. Но было бы неправильно утверждать, что поэтому партитура является одним из этих объектов. Музыкальная партитура представляет собой код, который для своего существования нуждается в том, чтобы его где-нибудь зафиксировали. Но именно код, а не место, где его зафиксировали, делает его тем, чем он является.

Может быть, это верно и в отношении человеческого «я»? Нотами и нотными ключами, составляющими индивидуальность, могли бы быть мысли, воспоминания, черты характера, все вместе определяющие то, кем мы являемся. И эта партитура может быть записана только в человеческом мозге. Однако это не означает, что мы — это наш мозг.