Свинг - [26]
Нужен ли Израиль России и Израилю Россия? Нужны ли мы друг другу? Уверен, да. России Израиль нужен как государство на Ближнем Востоке, позволяющее на родине христианства «стоять на двух ногах». В Израиле — самая большая община выходцев из нашей страны, и каждый пятый или шестой говорит и думает по-русски. Разве это не имеет значения? Отдача от «русских» евреев большая, и это важно политически. Израиль — один из каналов выхода на мировой рынок, и наши высокие технологии легче пойдут на мировой рынок, если этому будет способствовать Израиль. Добрые отношения — признак неантисемитизма, свидетельство цивилизованности.
Мы Израилю тоже нужны как сила, ставшая другом, а не врагом, как необъятный рынок.
Часто думаю, в чем же суть антисемитизма, как социального и политического явления, ведь антисемитизм — философская категория. Мир драматичен и состоит из Добра и Зла, Света и Тьмы. Наши пророки просто объясняли соотношение Добра и Зла: делай больше Добра, будет меньше Зла. Элементарно, как арифметика. Антисемитизм — своеобразный психоз, болезнь и болеет ею больное общество. Антисемит — всегда не одиночка: это человек толпы. Он понимает, что слаб, а ум и трудолюбие еврея его раздражают, рождают ненависть. Потому антисемитизм — всегда попытка посредственности как-то возвыситься.
Чувство национального превосходства — поганое чувство, от кого бы ни исходило. И к пропаганде этого чувства всегда прибегает реакционная часть общества: во всех просчетах ей нужен враг. Этим врагом лучше всего сделать еврея. Но антисемиты просчитываются, заявляя, что их «обижают» евреи. Тем самым они представляют свой многочисленный народ как неполноценный, ущербный, подверженный манипуляциям со стороны меньшинства.
Я долго жил на Украине и, когда в Киеве на Бибиковой горе установили Стену Плача, Щербицкий, первый секретарь ЦК компартии Украины, велел залить ее бетоном, потому как облик героев был неславянский — горбатые носы…
В семьдесят шестом в Бабьем Яру установили памятник погибшим: ни одного еврейского лица, ни даже признака еврейской одежды. Написали: здесь погибло сто тысяч советских граждан. И ни полслова, что закопаны кости двухсот пятидесяти тысяч евреев.
Антисемитизм — зло, большое зло, а если о зле молчать, оно будет распространяться. И оно распространяется: корни современного терроризма лежат и в антисемитизме.
Спросите, что делать? Отвечу. Всеми возможными средствами объяснять и объяснять людям, что Создателю нужен каждый народ. Вот почему у антисемитов ничего не получается. Вот почему в конце концов они всегда биты. Если бы Бог посчитал, что евреи ему не нужны, они бы давно исчезли с лица мира. Но Бог так не считает. Евреи ему нужны в качестве зеркала, чтобы каждый мог увидеть свое лицо таким, какое оно есть на самом деле.
Евреи никогда не могли и не могут привыкнуть к антисемитизму: это все равно, что постоянно носить на груди желтую звезду. Она как мишень, по которой учатся стрелять. Надо объяснять, что антисемит — всегда позор нации. Антисемитизм всегда оборачивается злом против антисемита. У американцев, я читал, в музее Холокоста висят портреты конгрессменов, голосовавших за предоставление кредитов Гитлеру. И они названы предателями американского народа. А христианский русский философ Соловьев с негодованием говорил о недостойном отношении к евреям части русского общества и, умирая, словами древних псалмов молился за гонимый народ.
В марте сорок первого, еще до начала войны, институт, куда перешел, был преобразован в военную академию. Я стал слушателем академии, и мое материальное положение значительно улучшилось: выдали форму, кормили, как на убой, было общежитие, платили стипендию. Но не сразу вписался в новую обстановку: «зацепился» с преподавателем курса «Детали машин». Он не хотел зачесть курсовой проект, который сделал еще в политехническом. Однако после того, как из девяносто шести слушателей я один сдал все экзамены на «отлично», инцидент был исчерпан.
И вот июнь сорок первого. Двадцать второе число. Все прилипли к тарелке репродуктора. После речи Молотова написаны рапорты с просьбой отправить на фронт. Нам объяснили, что будем задействованы в других местах, а пока должны как можно успешнее учиться. В августе сорок первого, то есть через полтора месяца, академию эвакуировали в Йошкар-Олу, где до мая сорок третьего продолжалась учеба.
Теперь скажу, что стало с бобруйскими друзьями: Сема Геллер ушел на фронт, Яна тоже рвалась медсестрой, но ей, как и мне, сказали: подождите. В августе была еще в Ленинграде, приходила ко мне, к забору академии: нас не выпускали. Очень плакала: уже двадцать шестого июня немцы взяли Бобруйск. Мы ничего не знали о своих родных. Я даже не смог с ней проститься: нам не давали увольнительных, а телефонной связи не было. Это не теперешнее время, когда у каждого молодого есть мобильник. Связь с Яной прервалась: она не знала моего нового адреса, я написал несколько раз на общежитие, но ответа не получил. С Семой связи тоже не было. Оставались лишь товарищи по академии. Однако предаваться унынию было некогда: учебная нагрузка была огромной.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.