Свинцовый ливень Восточного фронта - [5]
К середине июля 1939-го все наши подразделения были в состоянии повышенной готовности, которое мы наблюдали ранее только во время учений по мобилизации. Все шло гладко и по плану, как хорошо смазанная машина. Никто не говорил о приближающейся войне, и тайно каждый из нас надеялся, что и в этот раз все пройдет так же, как и прежде.
В начале августа наш 2-й батальон 3-го пехотного полка проводил учения по организации укреплений вдоль польской границы. Мы устраивали позиции для использования на случай возможного противостояния с Польшей. Мне казалось, что принимались меры, чтобы убрать женатых солдат, особенно солдат с детьми, с возможной линии фронта. Так как моя рота покидала казармы, я был направлен в недавно организованный дивизионный резервный батальон (21-й батальон полевого резерва). Нелегким было прощание с моими товарищами из 9-й роты, с которыми я провел много лет. В первые дни войны в Польше я пытался вернуться к моей старой команде вместе с пополнением, но мне отказали.
Батальон полевого резерва располагался в городе Морунген, в Восточной Пруссии, там же располагался и штаб третьей армии. На знаках, расставленных вокруг казарм, было написано только «Учебная армия — 3-й штаб». Командующий армией был наш старый командир генерал артиллерии Георг фон Кюхлер. Ядро армии составляли три прусские пехотные дивизии. В 3-й армии было только восемь пехотных дивизий, 4-я танковая бригада и единственная кавалерийская бригада в Вермахте. 3-я армия была также одной из наиболее малочисленных армий, участвовавших в польской кампании; к сравнению, 10-я армия включала в себя восемнадцать дивизий, из них две танковые и две моторизованные.
О прибытии в Морунген я доложил штабсфельдфебелю резервный роты, в которую меня направили. Он оказался приятным немолодым человеком, отслужившим почти двадцать четыре года. Он прослужил так долго только потому, что его назначили в полковой оркестр. Теперь этот немолодой штабсфельдфебель был назначен нашим старшим сержантом. К сожалению, впоследствии он был убит в бессмысленной атаке на линии Мажино.
Вскоре по прибытии в Морунген батальон полевого резерва начал пополняться резервистами. Сразу после этого батальон погрузился на поезд, чтобы присоединиться к остальным частям 21-й пехотной дивизии, которые уже находились в районах сбора около польской границы, в окрестностях Грауденца (ныне польский Грудзёндз. — Прим. пер.). Как старший унтер-офицер, я был, таким образом, отослан назад в наш гарнизон, где более десяти лет назад я проходил рекрутское обучение.
Остероде был городом с населением примерно в 16 000 человек, а в нашем гарнизоне неподалеку было около 1000 солдат. Несмотря на наше скромное довольствие, наше присутствие всегда было важным фактором в экономике этого маленького городка. За исключением случайных инцидентов — и по сегодняшним стандартам, даже эти инциденты были вполне скромными происшествиями — например, редкие драки — все заведения приветствовали солдат в своих стенах.
Заведения, предлагавшие развлечения для военных в их свободное время, были, естественно, важной составной частью экономики каждого гарнизонного города. В то время, когда я был здесь — с 1928 года по 1939 год, — в Остероде было два кинотеатра, три кафе, добрая дюжина удобных и приятных таверн и множество превосходных постоялых дворов и ресторанов. Солдатам было чем заняться и в самом городе, и в окрестностях. Нашими любимыми занятиями были еда и выпивка, танцы, участие в различных спортивных мероприятиях или путешествия по красивой восточнопрусской сельской местности на лодке или по железной дороге. Каждые выходные в трех крупных залах города устраивались танцы, но можно было вступить и в частный клуб — в некоторые по поручительству, в другие — просто заплатив. Культурные мероприятия не были в почете у молодых пехотинцев. И конечно, решающий фактор, влияющий на наши внеслужебные похождения, всегда был один и тот же — деньги!
Пять марок обычно хватало на вечер. Чтобы войти в настрой, пойти на танцы, к примеру, нужны были деньги на необходимые «микстуры» — немного пива и, например, стопки ржаного виски обычно было достаточно, чтобы рассеять любое колебание. Бутылка пива в таверне стоила двадцать пять пфеннигов; коньяк стоил двадцать, а стопка виски — десять пфеннигов. Укрепившись, мы направлялись на передовую бала.
Добравшись до цели — танцзала — нужно было экономить оставшиеся ресурсы, так как плата за вход обычно была около трех марок. Чтобы оставаться в зале, нужно было всегда иметь перед собой выпивку, так что нам приходилось использовать свою солдатскую смекалку. Обычно в соседней с залом комнате был бар с длинной стойкой, и именно там можно было найти беднейших из нас. Седые ветераны Первой мировой войны находили здесь лучших слушателей, и они с радостью пополняли наши кружки, а мы слушали рассказы об их героических поступках в Вердене или на Сомме. Настоящие виртуозы слушания могли растянуть это действие на несколько часов, удивляясь и восторгаясь этим небылицам. Но нужно было не меньшее воображение, чтобы заставить себя покинуть этих благотворных стариков; решением была иллюзия плотских потребностей!
